На изнанке чудес. Юлия Андреевна Флоренская
А что теперь? Киприан спит в гамаке богатырским сном. Юлиана сидит и дуется, как мышь на крупу, потому что ее, видите ли, разбудили ни свет ни заря. Теора дергается при малейшем шорохе. Марта молча возится со стряпнёй и до сих пор злится на Пересвета за разлитую воду. А Пересвет притих наверху и строчит первую главу своей книги, попивая чай вприкуску с сухариками.
– Нет, так не пойдёт, – вслух сказала Пелагея. Обстановку следовало немедленно разрядить.
Она отложила недовязанный чулок, до которого в кои-то веки дошли руки, и прибегла к старому доброму ларцу с лунной пылью. Когда от пола до потолочного люка протянулась блестящая, чистая лестница, Пелагея приподняла юбку и бегом помчалась по ступенькам.
Продравшись сквозь завалы одеял и подушек, она с горем пополам спустила гигантскую арфу. Арфа со звоном ударилась о доски и чуть не пробила пол. Зато стала прочно – не сдвинуть. Поманив лестницу пальцем, Пелагея превратила ее в пыль и ссыпала обратно в шкатулку. А шкатулку убрала в ящик тумбочки. Марта запомнила каждое движение и потом долго хвалила себя за то, что так удачно выглянула из кухни. Координаты шкатулки выявлены. И хоть в этом ларце нет блуждающих огней, с его помощью можно попасть на чердак.
События минувших дней всплыли в памяти как нельзя кстати. Перед тем как Марту сковало мертвенное бесчувствие, она собиралась прибрать к рукам шкатулку из резного дерева, где таилась невиданная сила. Сомнений быть не может. Блуждающие огни – на чердаке! И, похоже, их надежно охраняет запутанное сонное заклятие. А еще похоже, что на Пелагею заклятие не действует.
Нигде так хорошо не думается, как перед огнем с булькающим над ним котелком. А Марте было о чем поразмыслить. Поэтому она удалилась на кухню и приступила к варке куриного бульона, оставив все свои обиды за бисерной занавеской.
Тем временем Пелагея подкрутила колки и стала медленно перебирать струны. На изогнутой верхней стороне арфы была выгравирована надпись: «Сладкозвучная». И, надо сказать, надпись не врала. Звуки арфы проникали в самую душу.
Бульон у Марты начал выкипать, а ей хоть бы что. Теора присела на ступеньке, подперев голову кулаком, и пустила слезу. А Пересвет отложил книгу и долго витал в облаках, прежде чем догадался, какого рода магией его отвлекают.
– Тебе бы на сцену! – крикнул он. – Любому виртуозу нос утрёшь! Но если будешь вот так играть, я в жизни писателем не стану!
Юлиана слушала, затаив дыхание, и выражение надутой мыши постепенно сходило с ее лица, уступая место блаженной улыбке. Когда арфа умолкла, улыбку было не стереть. Приклеилась намертво.
– Как ты это делаешь? – безмятежно спросила Юлиана, не отводя глаз от потолка.
Пелагея до хруста размяла пальцы и потрясла кистями.
– Давненько к арфе не подходила. Руки уже не те. Закостенели, – сказала она. – А почему вы такие радостные? Произошло что-то хорошее, да?
***
Киприан проснулся к обеду, спустился в гостиную и первым делом сообщил, что ему приснилось