В глубинах Незримого…. Светлана Рябова-Шатунова
его ночью в лес да закопать, а всем сказать, что, мол, с тайги не вернулся. Так и сделала. Всю ночь тащила его, потом следы заметала, кровь на полу да на печи отмывала, да отскабливала. Под утро свалилась от усталости, да уснула. Да только он во сне всё гнался и гнался за мной. Бегу, ору, как оголтелая. Проснулась от болей в животе. Еле как до бабки-повитухи добралась. Та сразу на дощатую кровать меня, воду на печь. Думала, сдохну. Но ничего, мужик мой меня к болям-то закалил. Дитя пошло неправильно, порвалась я вся. Бабка, простыней, свёрнутой в жгут, выдавливала из меня дитя. Родилась девочка, крохотная. Ручка и ножка сломанные и сросшиеся неправильно, торчали в стороны. Они совсем не двигались, и были синего цвета. Сама она издала еле слышный писк и затихла. Повдоль всей головки сплошной красный кровоподтёк. Страшно было смотреть на неё. Бабка-повитуха про меня забыла, на дитя уставилась. Ну, думаю, всё, ославит так, что житья мне здесь не будет больше. «Антихриста ты родила! – говорила мне она, то и дело крестясь, да отмахивалась руками. – Свят-свят-свят!» Бедная девочка и десяти минут на свете не прожила. Тихо так умерла. Сгребла я тут же её с первой попавшейся тряпкой и бегом домой. Бегу, с меня всё льется, от болей корчусь. Прибежала, закрылась и сижу тише воды. Ночью дочку на заднем дворе схоронила. А утром к Мефодию мужики пришли. Я сказала, что он из тайги ещё не вернулся. Ну, те и ушли. А через два дня собаки в лесу тело его отрыли. Шум в деревне поднялся, стали косо на меня смотреть, про дочку тоже прослышали, так совсем меня отовсюду гнать стали. Тяжело мне жить средь людей стало. Обозлилась я на них, да и, вообще, на весь свет. В Бога верить перестала. Собрала я в узелок вещи свои, да еды на дорогу, заколотила окна, двери и ушла из деревни прочь.
– А как же Степан? Он же любил вас, – спросила её Анна.
– А что Степан? И он от меня отвернулся. Не пошёл против людей. А я уже знала, куда мне идти. Земля слухами полнилась. За топкими болотами жила старая знахарка. Все ведьмой её звали. Вот к ней-то я и подалась. Не знаю, каким чудом прошла я все эти болота… Нашла ее лачугу и стала к ней проситься в ученицы. Но та меня сразу не приняла. Жестко меня встретила, выгнала. Я три дня возле её дома в деревьях жила, продрогла вся, заболела, с голоду сознание стала терять. Вот такую она меня и нашла. Только вот очнулась я уже в тепле, на кровати. Старушка эта у печи с отварами что-то колдовала. Меня пить заставляла, обтирала моё тело травами настоянными. Через недельку была уже, как новенькая. «Ладно, – говорит она мне, -оставайся, мол, живи у меня, будешь помогать, а заодно и посмотрю, на что ты способна». Про меня она ничего не спрашивала, говорила, что и так всё знает, да и про себя мне никогда ничего не рассказывала. Многому я у неё научилась. Мефодий всё ко мне по ночам приходил во снах, орала дурниной. Так он в одну из ночей опять мне приснился, да все грехи начал мои вспоминать, да кидаться на меня драться, а я ору, отмахиваюсь, терпенья уж нет. Тут вижу, у него