Рассказы 12. Разлетаясь в пыль. Олег Сергеевич Савощик
зверски, топливо запретили совсем, чтоб не усугублять загрязнение. Свет дают трижды в сутки по часу, правда не по проводам, как обычно, а тоже аккумуляторы выдают. Обычное электричество осталось только в больницах, во всяких таких заведениях, и то только там, где ветряки есть. А аккумуляторы – такие фиолетовые коробочки, и на боку по шву штамп «Импортировано с Гевесты». Я понимаю: газ, перед тем, как превратить в энергию, десять раз сложили-разложили-сжижили-прокалили, но все равно представляю, что это ты собрал и передал мне.
Привет, княгиня!
Как ты там? Я знаю, ты не стала бы вот так все обрывать, но что за препоны такие не дают тебе ответить? Иногда кажется, что я дважды в месяц просто швыряю листочки в черную бездну.
Помнишь, мы в детстве растягивали жвачки? Жевали-жевали бесконечно, они становились такие серо-розовые, липучие, безвкусные, и мы из них вили веревки. Тянешь, тянешь – и никак не рвется. Похоже на мое терпение сейчас. Я так устал без тебя, так соскучился, все вокруг серо-бурое, как та резинка. Но ниточка не порвется. Не переживай.
P.S. Представь, к Вальке летит жена. Беременная. Сюда, на Гевесту, где, простите, даже водопровода еще нет в большинстве строений. Я не знаю, как назвать этот идиотизм. Валек ходит – улыбка до ушей. Идиот.
Ее же не выпустят потом отсюда. Просто не пустят обратно на Землю, и все.
Игореша, привет, хороший мой.
Холодно без тебя в квартире, в кровати. Я переселилась в институт – несколько старых залов переделали под общежития, чтобы сотрудники не тратили время на дорогу. Добраться домой стало большой проблемой: конка дорогая, пешком очень долго. К тому же фонари не работают, на улицах мародеры, маргиналы – совсем как во времена Великой депрессии… В институте оставаться гораздо безопасней, да и веселее – хотя бы человеческое общение. Из нашего дома давно все съехали.
Комнату я закрыла, завинтила краны, только вещи кое-какие забрала, но так – все как всегда. Даже телефон свой оставила – что с него теперь, все равно не зарядить. Я постараюсь заглядывать периодически, проверять, протирать пыль – чтобы все всегда было готово к твоему возвращению. Ох, Игоречек, как я тебя люблю и как соскучилась по тебе! Не хотела писать о грустном, но как-то само выплескивается… Я знаю, тебе не до этого сейчас. Но это совсем как у Брэдбери в «Земляничном окошке»:
«У тебя работа тяжелая, ты строишь город. Когда человек так тяжело работает, жена не должна ему плакаться и жилы из него тянуть. Но надо же душу отвести, не могу я молчать…. Почему-то, как проснешься в три часа ночи, отбоя нет от этих мыслей. Ты меня прости».
Вчера меня такая тоска взяла, Игорек, что я пошла в библиотеку, в художественный отдел, и с аккумулятором разыскала этот рассказ. Глупо на такое тратить энергию, но… Перечитала, и вроде бы ты стал понятней, понятней стало, зачем ты там. Хотя все равно кажется: почему ты? Ведь на Земле миллионы мужчин, тысячи инженеров. Почему именно ты – там? Если бы ты не полетел