Темная сторона Хюгге. Питер Хёг
и почти не видела людей, не считая моей малышки, конечно, но она же была еще совсем кроха. Почти все время спала. Маленьким детям необходимо много спать. Сама я не могла уснуть, только сидела и курила, прерываясь каждые четыре часа, когда дочка просыпалась. Тогда я тушила сигарету и подогревала ей бутылочку. Кормить ее грудью я, к сожалению, не могла, молоко у меня было никудышное. Темное и слишком жидкое, и быстро переставало идти. Но говорят же, что дети, выросшие на искусственном вскармливании, не менее крепкие и здоровые, чем остальные, и моя девочка никогда потом не болела ничем серьезным. И моя грудь, к счастью, не слишком распухла за те три дня, что меня не было. Зато нога распухла.
– Что случилось с вашей ногой? – спросила я.
– Причину так толком и не установили. Не было ни перелома, ничего такого. Хотя я думала, что сломала ее, когда лежала посреди улицы и кричала. Я вышла за сигаретами. Обычно они лежали у меня дома целыми блоками, поскольку я прекрасно знала, что не могу в любой момент, когда захочется, выскочить купить пачку. Нужно же было заниматься дочкой. Но в один из дней после обеда от моих запасов не осталось ни сигаретки, я бродила кругами, не находя себе места, поглощала шоколад, смотрела телевизор. Ничто не помогало. Хотелось курить, и мне пришлось выйти за сигаретами.
Меня сбила машина зеленого цвета, я отчетливо это помню. Уж очень она была зеленая. Я лежала на проезжей части. Крови не было, ничего такого, но «Скорая» приехала. И меня забрали в больницу.
– И вы никому не сказали, что у вас дома дочка?
– Именно. Я этого не сделала. Я бы, наверное, призналась, если бы меня предупредили, что продержат в больнице три дня. Мне сразу же сделали рентген, выяснили, что все кости целы, поэтому я рассчитывала, что меня сразу же отпустят. Но мне выдали больничную одежду и уложили на койку, хотели провести обследование. Нога чудовищно распухла, но я солгала, сказав, что боли совсем не чувствую. Мне хотелось вернуться домой как можно скорее.
– Почему же вы там не рассказали никому про дочку?
– Мне было неловко. Честно скажу, ужасно неловко. Казалось стыдным признаться, что оставила ее одну в квартире. Я должна была заранее подумать, что существует определенный риск, если ты переходишь оживленную улицу, по которой ездит масса машин. К тому же сигареты – плохое оправдание, когда ты ушла и оставила совсем еще малыша без присмотра. А потом я заснула. Это ужасно, но я просто уснула. Подумайте, я ведь почти два месяца не спала по ночам и днем практически не отдыхала, потому что курила все больше. Я спала, и спала, и спала. Проснулась только через сутки, и нога все еще сильно болела. Я попросила болеутоляющее, якобы от головной боли. Лучше бы я этого не делала. Мне сказали, что вынуждены оставить меня еще на день, не исключено, что у меня сотрясение мозга. Я настаивала на выписке, и врачи спросили, есть ли у меня близкие, которые смогут обо мне позаботиться. Но ведь никого же не было. И мне сказали, что оставляют меня в больнице.
– И вы опять промолчали.
– Да, тогда уже было слишком поздно. Какая мать будет валяться в больнице на кровати, дрыхнуть,