Толчки. Марат Дроздов
в объятия к парню, что там стоял и, видимо, ждал ее. Конечно, у нее есть парень! А как ему не быть? Красивых девушек без парня, обычно, не бывает. А о том, чтобы ее у него отбить, мне даже думать нельзя – шансы не то, что отсутствуют, они отрицательные! Это был незнакомый мне рослый паренек, который, судя по всему, не брезговал регулярными походами в зал. Оторвавшись друг от друга, они посмотрели друг другу в глаза. Для меня все это происходило будто в замедленной съемке.
– Помнишь, как там было, – сказал парень. – Твои глаза, как свет луны, очарованьем снабжены, как там дальше?
Лена вдруг нервно дернулась и оглянулась по сторонам. Когда она увидела меня, глаза ее округлились. Я безразлично посмотрел на нее.
«А на что ты еще рассчитывал?»
Понурив голову, я пошел домой.
Обычно, когда в жизни случается что-то плохое и я, после этого, иду домой, мой мозг пытается думать о чем-то хорошем. Так получается всегда. Всегда, кроме сегодняшнего дня. Сегодня о хорошем размышлять просто не получалось. Как я не бился, я не мог найти темы, где бы у меня было все хорошо. Хотя нет, была одна тема, которая могла меня приободрить. Я только подумал о ней и она сразу вылетела у меня из головы.
Когда я вошел, мною овладело знакомое, но, в то же время ненавистное чувство страха. Этот страх был тем, что возникает, когда ждешь чего-то страшного, но уже ничего не в силах изменить. Это чувство усиливалось той печальной безысходностью, что я сейчас ощущал. Через несколько секунд я вспомнил Раису Федоровну и понял, что этим вечером мне добавится проблем. Я уже представлял, какой скандал мне устроит мама, когда заглянет в электронный дневник. Мне невдомек тогда было, что она уже в курсе всех моих учебных прегрешений.
Вечером меня мандражило также, как и неделю назад, когда я отправлял Лене свой первый стишок. Пиликнул домофон. Я поспешно направился к двери, открыл замок и отошел на пару метров. Судя по маминому лицу, когда она входила домой, настроение у нее было прекрасное. Мне сразу стало тошно, как только я представил, как выражение ее лица поменяется, когда я ей скажу, что случилось вчера.
– Привет, – сказал я, пытаясь говорить непринужденно.
– Привет, – ответила она. – У тебя мама как Юлий Цезарь: пришла, увидела и вспомнила, что победила.
Несколько секунд в коридоре царило молчание.
– Так, помогите государю-императору затащить баулы, – сказала она.
– Ты к чему про Цезаря сказала? – спросил я, помогая ей затащить сумки.
– А то, что мы с тобой, мой милый, будем вместе все каникулы.
– Как ты узнала?
– А ты думаешь, мать в каменном веке застряла? Я каждый день твой дневник смотрела.
Я как-то сразу приободрился. Мне стало легче от избавления от необходимости ей все рассказывать.
– Но это не значит, что ты перестаешь быть безответственным чукчей!
– Почему чукчей-то? – обиженно спросил я.
В ее тоне чувствовалось, что она говорит шутя.
– Потому что не подготовился к физике.
– Там и это высвечивается?
Она кивнула.
– Конечно,