Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя. Эдуард Тополь
Закрываю глаза и представляю наш грот…». А что вы еще себе представляете, когда закрываете глаза?
БИСМАРК (кричит). Заткнись! Хам! Не смей ее допрашивать! Вон отсюда! Вон! (В бешенстве выталкивает Автора со сцены)
Стремительно входит ОРЛОВ.
ОРЛОВ (радостно, возбужденно). Дорогая Кэтти, мон амур! Пишу тебе из России. По Высочайшему повелению, моя записка «Об отмене телесных наказаний в России и Царстве Польском» рассматривалась в Государственном Совете. Во время обсуждения министр юстиции граф Панин и митрополит Филарет выступили против. Филарет высказал мнение о допустимости телесных наказаний в христианском обществе и отверг необходимость их отмены. Однако 17 апреля, в свой день рождения, Александр II подписал указ, согласно которому от телесных наказаний теперь полностью освобождены женщины, церковнослужители и их дети, духовные лица нехристианских исповеданий, учителя… (Обняв Кэтти, уводит ее за кулисы, говоря на ходу) Как видишь, моя поездка в Петербург оказалась крайне важной, Россия превращается «из битого царства в небитое»…
Входит КОРОЛЬ ВИЛЬГЕЛЬМ.
БИСМАРК. Ваше высочество, вспыхнувшее десятого января польское восстание затрагивает не только интересы наших восточных провинций.
КОРОЛЬ. А что еще?
БИСМАРК. Из бесед, которые я вел с князем Горчаковым и с самим императором, будучи в Петербурге, я мог заключить, что Александр не прочь отдать нам часть Польши. По его словам, русский человек не чувствует того превосходства, какое нужно, чтобы господствовать над поляками. А нам, немцам, удалось бы, по его мнению, германизировать польские области.
КОРОЛЬ. Так, может, нам действительно?
БИСМАРК. Кроме того, независимость Польши для нас равнозначна мощной французской армии на Висле. Таким образом, наше географическое положение вынуждает нас бороться против польских симпатий в русском кабинете.
КОРОЛЬ (в недоумении тряхнув головой). Знаете, дорогой, ваша логика всякий раз настолько убедительна, что я отдаю вам принятие любого решения…
Перебив КОРОЛЯ, входит возбужденная КЭТТИ с письмом в руке.
КЭТТИ (Читая свое письмо). «Дорогой дядюшка! Уже 19 июня! Вот что значат расстояния!
КОРОЛЬ и БИСМАРК уходят. КЭТТИ продолжает Бисмарку вслед.
Вам не стыдно, что вы забыли свою племянницу? Что, у меня больше нет дядюшки? Стыдитесь, вы не только не навестили нас, но даже не написали! Я узнаю о вас, читая газеты! (Ходит по сцене, читая письмо) Простите такой маленькой дурочке, как я, что она позволяет себе судить вас за роспуск парламента и введение цензуры! Это очень дерзко с моей стороны, но вы же знаете: племянницы, если их баловать, способны на все! Поэтому я позволю себе сказать, что порой даже чувствую облегчение, когда выцарапываю имя своего любимого дядюшки из газеты. (Подходит к лежаку) Прилагаю новый портрет вашей племянницы, которая носит теперь короткую стрижку, и сильно похудела. Адье, мой дорогой дядюшка, мое почтение госпоже фон Бисмарк…»