Межвремье. Медина Мирай
огрызаться направо-налево, – вскинулся Кален.
– Неприлично задерживать всех остальных своим идиотством.
– Именно этим ты сейчас занимаешься, дылда.
Ларалайн застыла. Их разделял метр, но Кален чувствовал себя маленьким рядом с ней и чуть не растерял весь пыл. Чтобы придать себе уверенности, он широко улыбнулся и повторил:
– Дылда.
По всему залу разнесся звук шлепка. Лишь спустя мгновение все поняли: это была пощечина.
Левая щека Хоулмза горела огнем. Казалось, кожа вот-вот лопнет. На глазах выступили слезы боли, но с ними смешались и слезы… позора, поражения? Неужели ему стало стыдно перед всеми за то, что ему прилюдно дали пощечину?
– Держу пари: если бы это сделала не я, то обязательно сделал бы кто-то другой.
Ладонь Даффи покраснела от удара. В ее глазах больше не было злости. Только никому не понятная грусть.
Сначала Кален потерял дар речи. Все его насмешливые слова и оскорбления исчезли. Он стоял со слезами на глазах и с той же застывшей на лице усмешкой, а внутри разгоралось позорное желание дать сдачи.
– В следующий раз, когда решишь поиздеваться над человеком из-за того, что ему дано с рождения, хорошенько подумай.
Ларалайн демонстративно развернулась и двинулась уверенной походкой впереди всех, будто была здесь хозяйкой.
Кален не мог сдвинуться с места. Из-за слез он ничего не видел, но не мог позволить себе их смахнуть. Ариан, как и Санни с Ионой, прошли мимо и остановились возле дверей.
– Держи, – прошептал Тревис, протягивая пачку салфеток. – Они охлаждающие…
– Заткнись, – эти слова стоили Калену силы воли и боли, раздиравшей его горло.
Он не успел отвернуться, когда слеза скатилась по щеке, и Тревис ее увидел. Он хотел положить руку ему на плечо, но Кален отскочил с яростным:
– Отвали!
Никто не произнес ни слова. Хоулмз смотрел на них через пелену слез и не мог представить, как дальше будет с ними жить. Одним резким движением Ларалайн разрушила его образ в глазах остальных. Она разрушила самого Калена. Теперь он не сможет разбрасываться своими колкими замечаниями. И все знают, какой он на самом деле.
Плакса и трус. Последнее он доказал, убежав из замка. Кален выскочил наружу и закрыл двери с ужасным грохотом. Его лицо изуродовали румянец и слезы.
Он выбежал со двора и устремился вперед по улицам. Людей было все так же много, но Кален уже не замечал их. Ему бы только найти тихое место, чтобы скрыться от позора, своего настоящего, жалкого, беспомощного «Я».
– Зачем ты взял в команду ребенка?
Темноволосая девушка поднесла чашку кофе к губам. Ее черное свободное платье, казалось, было на три размера больше положенного. Зоркие глаза были устремлены на Ариана.
– Причем он ребенок во всех смыслах этого слова. Ему нет четырнадцати, и ведет он себя как капризный, плаксивый малыш. Праетаритум это не понравится.
– Он нужен нам, Инпастерия, – ответил Ариан, разлегшись на бархатном диване рядом с ней.
Комната, в которой они находились, была