Шизоград. Город абсурда. Андрей Логунов
было этого не заметить. Швабра уже начала таять, а руки отмывать от краски было необычно. Серовуш взял карандаш и наточил им ножки табуретки. Всё выглядело неидеально. Он поправил своё фото на столбе и зашел обратно в холодильное помещение.
Заиграли разными красками зонты в картинах на полу. Серовуш ещё раз взмахнул шваброй и запел очередной роман. Вообще он петь не хотел, но чего не сделаешь ради скрепок.
Пластинка как раз доходила по размеру, так как Серовуш почувствовал странный ненавязчивый отблеск постукивания. Где-то явно что-то кипятилось. Он достал карту самой высокой масти и продолжил расследовать дело молодого бычка. Стук усиливал чувство внутреннего достоинства, но откуда нужно было смотреть на восходы и закаты, понять было можно. Швабра твёрдо растаяла по руке, и необходимо было всё подготовить к новому учебному передвижению.
Схватив руками уши, он со всего размаха, что есть мочи, остановился и дальше пошёл летящей походкой, куда ему идти следовало.
Постукивания отражались в зеркале. А зеркало отражалось на витрине. Он поднял ноги знаменем первых посетителей лунной поверхности. И ударил в гонг в ответ на навязчивый звук второго этажа элитной школы молодых ребят без способностей к самостоятельному чтению. «Кто бы там ни был, он должен был начать и закончить»! – зашептал Серовуш.
Длинакрана Прищуровна заклеивала обложки паспорта по ремонту телевизора сидя за спинкой хрустального стула. Учитель из неё был хороший, но космический язык не по карману. Она учила бедных скучающих в пробках вундеркиндов фокусам со спичками. И сама грустила по поводу наводнения и половодья. В школу, попав после проведения горячих ванн, запечатала пакеты с молоком и так осталась на всякие праздники.
В одной стопке слева от надписей на агитационных формах сидели незаполненные пространства. В другой – она гладила замшевые подкладки.
Она начала трястись от смеха, когда в новостях увидела, то, что должна была услышать. И продолжила вписывать странные статусы.
Сегодня цель всё собрать в одну кучу, а завтра, когда уже начнётся комната заполняться новыми учебными освещениями, отдохнуть от всех, кто на неё смотрит по возвращении в школу.
Смотрело не так много тараканов, а главный шевелил усами и хлопушками показывал, как ему все осточертело. Все это Длинакрана хранила в альбоме и в любой момент могла поднять дату и ткнуть носом кого угодно и за что угодно в подпись на салфетке.
Одна ручка заполнялась за другой. Новый отправлялись почтой на нижний этаж, а с нижнего этажа приходил консьерж с пустым подносом и хихикал под дверью. Она его недолюбливала, хотя и воспитывала, как джентльмена, в клубе одиноких сердец. Такая ещё вечеринка была организована, когда идей на конкурсы не оставалось.
На вечеринки Длинакрана ходить не умела. Сложности составляли ещё и выскакивающие в неподходящий момент из сумочки сбережения. Потом приходилось