Дневники странника. Играя, мы идем. DelicateWind
столе из старого дерева, лежали… Степа. Коробок. Часы.
Степа часто любил лежать на этом столе, что обычно использовался им для приготовления домашних заданий. Степа был лилипутом, часто носившим (летом он любил), коротенькие зеленые штанишки с монограммой Христа, фланелевую рубашку в черно-белую клетку и кепку, красную, с длинным козырьком. Ему было вроде пятнадцать лет, его особо не любили ни в школе ни дома. Мать, красивая женщина бальзаковского возраста, с длинными до пола золотыми волосами и чудесными наивными голубыми глазами, часто горестно вздыхала, глядя на него, и старалась поскорее заняться домашними делами, главным образом состоявшими в приготовлении пищи, уборке!
Он смотрел на мягкие, плавные движения ее полноватых рук, колдующих над старой газ-плитой марки «Хе-хе», и тоже вздыхал. Отец Степы был вроде военный, любящий заложить за воротник и часто, в таком зверином состоянии, он, обычно ласковый человек – принимался колотить сына, крича: – Ну-у-ты-у, что же ты такой у меня ты уродливый урод уродился..ыы-гы-бы?
Это создавало у Степы комплекс неполноценности, заставив полностью уйти в свой внутренний мир, к придуманным друзьям – с которыми ему классно-хорошо. Эти друзья – в отличие от сверстников в школе и во дворе, никогда не дразнили его, никогда не обижали и не били за многочисленные физические уродства, (у него еще обожжено лицо, как-то пьяный отец опрокинул на него чайник).
Они лежали сейчас рядом с ним, молчаливые и в тоже время скромные и разговорчивые, единственные и любимые его – крохотного забитого существа. Они – старые дедушкины часы «Полет», со стертой позолотой оправы на шести камнях и с ветхим красным кожаным ремешком. Как приятно их «тикание», как успокаивающе радостно оно для него!
Он любил слушать их долгими тоскливыми вечерами в своей комнате, других развлечений у него не было, комната имела в своем узком нутре только стопки учебников, стол, кровать и окно без занавесок. (Ему поставили еще диагноз ДЦП и родители все убрали из каморки, опасаясь за сына).
И вот сейчас он слушал их, нежно улыбаясь и перебирая по треснутому стеклу крохотными пальцами, и смотрел на другого дружелюбного друга рядом – коробок спичек, старый, с красной буквой «Г» и с синей «П», на лицевой стороне. С надписью: «Российские консервы». Он любил вынимать из него, осторожно, дешевые спички и выстраивать из них на столе замысловатые фигуры, в попытке воссоздать картины, однажды увиденные им в каком-то художественном журнале, картины Сальвадора Дали. Ему был очень близок этот живописец, своим вызовом обществу, а его мягкие часы стекающие вниз – просто восхищали.
Вот родилась какая-то очередная фигура-ромб, в квадрате, на нем лежит человечек без головы. Ч-асы рядом шепчут:
– Весело тик. Весело тик. Иди так. Человечек вскакивает со стола и принимается танцевать перед Степой степ, напевая мотив его любимой песенки, «Дети Парижа». Кажется! Пронзительная мелодия песни вызывает у Степы слезы, он ассоциирует себя с героями произведения. Часы продолжают