Зеленград. Марко Рудневич
Д. Подкатили самые лучшие, самые веселые девчонки. Мамонт притащил откуда-то ящик водки. Изрядно приняв на грудь, он по десятому кругу рассказывал историю заполучения гелика. Челочка растрепалась, жилетка расстегнулась – Мамонт был в ударе. Он приседал на тонких ногах, как на пружинках, поигрывая выкидухой, и через слово повторял: «Валик ломался, как баба, а я ему говорю, давай, Валик, давай…». Я, конечно, понимал, что как баба Валик ломаться не мог по определению, но не тормозил Мамонта, потому что история на глазах превращалась в легенду. Все ржали, как сумасшедшие. Потом пустили сигаретку по кругу, и начали травить бесконечные байки из жизни нашего городка, понятной и близкой всем нам. Смеялись так, что стены СТО ходили ходуном. Под конец устроили дикие пляски, и к утру на ногах не осталось никого. Мне тоже было весело, и я вроде как был вместе со всеми, но что-то во мне неумолимо изменилось. Олька и Настя весь вечер не могли понять, что со мной такое, и в итоге обиделись не на шутку.
На продавленном диване и в салонах подопечных машин еще обнимались запоздавшие парочки, когда я вышел на улицу покурить. Голова уже не болела, несмотря на пренебрежение к рекомендациям небритого доктора. Воздух звенел от предчувствия лета. Через луг, который начинался сразу за заправкой на другой стороне шоссе, разрасталась нежно-розовая полоса майского рассвета. Небо над Смелой было такое чистое и нетронутое, что казалось, в этом городе, да и на всей земле не может происходить ничего плохого.
Сзади подошел Валик. Он постоял рядом со мной, глубоко затягиваясь, потом выбросил бычок в мусорный бак, и спросил:
– Ты уверен, что хочешь ехать?
– Я – да.
– Лучше подумай, мало ли, чего там…
– Что ты переживаешь? Может быть, через день вернусь.
– А если это все же подстава?
– На этот случай у меня есть ты. И вот еще он.
Я кивнул в сторону распахнутых ворот, где в недрах СТО дрых Мамонт. Массивная блондинка с Загребли надежно держала его в своих объятьях.
– Не факт, что мне будет интересно вытаскивать тебя из какой-нибудь жопы, – фыркнул Валик, – и ему, кстати, тоже. Ты же кидаешь нас, как последних лохов.
– Да не кидаю я вас, – улыбнулся я, крепко обнимая его за плечи, – вы же мои братья! Вы все, что у меня есть, как я могу вас кинуть?
Он посмотрел на меня так, как умел смотреть один Валик, сбросил руку и ушел в здание.
Днем я позвонил по телефону, указанному на визитке. Там мне сухо сообщили, что в курсе проблемы и ждут меня в понедельник по такому-то адресу.
Три последующих дня до моего отъезда мы гоняли по Смеле на нашем новом гелике. Это было какое-то сплошное «Однажды в Америке», «Однажды в Голливуде» и однажды черт знает где, но только гораздо лучше, потому что происходило с нами, здесь и сейчас. Наверное, все дело в том, что начался май, и я чудом избежал смерти под колесами президентского кортежа. Мы пили бесконечный кофе в кофейнях баптистов, переезжая с места на место, встречались с пацанами, встречались с девчонками, разговаривали за жизнь, и даже ели мороженное у фонтана, как когда-то в детстве.