Я спас СССР. Том III. Алексей Вязовский
более в Абабурово.
Еще один взмах ножом – мимо. Бросаюсь к поленнице, выхватываю деревяшку. Вовремя. В полено втыкается клинок, бью ногой в пах, но не попадаю. Ботинок ударяет лишь по бедру.
– Тебе хана, фраер! – «Харя» успевает вытащить нож, делает новый выпад, я чувствую, как трещит и рвется рубашка. Отмахиваюсь поленом, вор опять отскакивает. На звон упавших ведер на террасе дома зажигается свет.
– Славик, атас! Рвем когти!
Пока «харя» снова оглядывается на своего лежащего дружка, резко рву дистанцию, бью поленом по руке с ножом. Хруст, крик вперемешку с матом. Вор падает на колени, клинок звенит по камням садовой дорожки, отлетая в траву. С размаха, по-футбольному вмазываю правой ногой по голове. Пыром. Готово.
– Кто здесь?! – На крыльцо осторожно выглядывает женщина в халате, почему-то с шарфом на лице. – Ах, боже! Что здесь происходит?! Кто вы?
– Я сосед ваш, – вытаскиваю из брюк ремень, начинаю вязать «харю». – Шел на пруд искупаться, вижу – калитка приоткрыта, а у вашего окна кто-то шурует.
Машинально поднимаю его нож, чтобы не затоптали. Меня начинает потряхивать. Отходняк!
– Это… воры?! – Высокий голос женщины дрожит от страха.
– Похоже на то… Скорее звоните в милицию.
Уже через десять минут приезжает милицейский «козлик». За ним второй. «Скорая». Потом еще одна. Во дворе поднимается суета, носятся люди в погонах. Соседка то и дело, всхлипывая, рассказывает, что вообще в Москве сейчас живет, но сегодня внезапно приехала на дачу. Под вечер и больная. Ей недавно сделали косметическую операцию…
Тут-то у меня челюсть и едет вниз. Косметическая операция в Советском Союзе? Приглядываюсь к соседке. Отекшее лицо под шарфом, круги под глазами. Это же… Любовь Орлова! Всемирно известная актриса, любимица Сталина!
– …разболелась голова, я выпила лекарство и легла спать, – продолжает рассказывать женщина. – Сквозь сон слышала какие-то звонки в дверь, но не сразу встала…
Милиционеры явно узнали актрису, стоят вокруг, почтительно слушают. Потом, долго извиняясь, все-таки просят одеться и проехать в местное отделение милиции. Но первый, кого забирают после воров, – это я. Документов с собой нет, Орлова меня не знает. Да и дача рядом пока не моя – я ведь ее снимаю. На дворе ночь – пожилой усатый майор кавказской внешности гудит басом:
– В отделении будэм разбираться. Ох… сейчас начнется. Министра разбудят. Дача самого Александрова и Орловой. Нэт, ну почэму в мою смену?
Как же не вовремя я оставил «индульгенцию» в вещах московской квартиры! И паспорт там же. Черт меня дернул съездить в это Абабурово – хотел проверить, все ли в порядке. Проверил… Вот попадос! Или наоборот, я спас саму Любовь Орлову? СЛОВО согласно стукает в голове.
Во внуковском отделении меня быстро обыскивают, тут же снимают отпечатки пальцев. Приходит молодой заспанный опер. Задумчиво разглядывает разрезанную рубашку, чешет затылок.
– Ты посиди в красном уголке, а я поищу, во что тебе переодеться. Придется подождать, пока мы с этими бандитами разберемся. Здорово ты их приложил, врачи час уже с ними колдуют. Нет, ну надо же! Залезли в дом самой Орловой! К нам уже едет оперативная группа МУРа, министра разбудили.
– Посижу, что я, не понимаю, что ли. Но днем я должен быть в Москве, у меня важная встреча в два.
В два часа дня – первое занятие с преподавателем по английскому. И не простым – из ПГУ КГБ.
– Какая встреча? Ты понимаешь, какой сейчас шухер поднялся?
– Мне очень, очень надо!
– Ладно, посмотрим. Лучше скажи, зачем нож с земли поднимал, совсем дурак, что ли?
– Растерялся. Боялся, что затопчут.
– Растерялся он… Пальцы смазал. Ладно, сиди теперь, отдыхай.
Делать нечего, сижу тихо в красном уголке. Любуюсь портретами Хрущева и Ленина. Если я на это занятие не приду, Иванов с Мезенцевым сожрут мою бедную тушку вместе с костями. Прикрыв глаза, вспоминаю совсем недавнее прошлое.
– Что значит «нет»? – Хрущев начинает медленно наливаться гневом. – Это ты, бл…, сейчас отказался, что ли?!
– Я сказал, что «нет»!
– Это почему еще?!
– Я могу привести вам тысячу причин, начиная с того, что не владею английским на должном уровне. Я на нем не то что сочинять песни – и петь-то не смогу.
– Так это поправимо. Мы найдем тебе преподавателей английского, дадим поэтов в помощь, которые помогут со словами, композиторов…
Я морщусь, как от зубной боли. Много они насочиняют, эти помощнички! Если бы в Союзе хоть кто-то мог написать хиты для западной эстрады, он бы уже давно это сделал. Но культурная среда и традиции у нас настолько разные, что сейчас и говорить об этом смешно. Про уровень владения английским я вообще лучше промолчу. Только ведь Хрущеву этого всего не объяснишь. Не поверит. Ему что кукурузу сажать, что песни на английском писать – шлея под хвост