Неверные шаги. Мария Адольфссон
как информация доходит до ее сознания. Перед глазами мелькает образ озябшей женщины в темно-коричневом купальном халате.
– Сюзанна Смеед, – повторяет она без всякого выражения. – Вы вполне уверены, что это убийство?
– Да, умышленное или непреднамеренное. На этом этапе, понятно, невозможно сказать, что именно произошло. Но, по словам дежурного, ее точно убили. Двое из наших ассистентов уже на месте, они четко доложили о случившемся.
Вигго Хёуген снова заговорил прежним взвинченным тоном, и теперь Карен отчетливо слышит в его голосе тревогу:
– Как вы понимаете, Юнас не может ни руководить расследованием, ни возглавлять отдел, пока оно идет. Я уже говорил с ним, и он, конечно, совершенно со мной согласен. До выяснения всех обстоятельств вам придется взять на себя то и другое.
Две секунды молчания.
– Или пока мы не найдем другое решение, – добавляет Хёуген и опять откашливается.
Слушая, она мысленно уже опередила его. Разумеется, отстранение Юнаса Смееда – шаг необходимый. Пока нет другой информации, он в первую очередь относится к числу тех, кого предстоит допросить. И медленно, но верно она осознает последствия. С растущим неудовольствием понимает, что допрашивать шефа придется именно ей. Того самого шефа, которого она меньше восьми часов назад оставила в гостиничном номере в Дункере.
Будто мысли могут выдать ее, она ощущает инстинктивную потребность поскорее закончить разговор с Вигго Хёугеном и коротко отвечает:
– Понятно. Я живу неподалеку от Сюзанны Смеед, так что в пределах получаса буду на месте. Вы не знаете, криминалисты уже там?
– Да, или, во всяком случае, на пути туда, в том числе судмедэксперт, но им ехать довольно далеко. Тревогу подняли примерно час назад, если я правильно понял дежурного.
Значит, все случилось между началом девятого, когда я своими глазами видела ее живой, и без малого двенадцатью, когда поступило тревожное сообщение, думает Карен. Примерно четыре часа, и в этом промежутке Сюзанну Смеед убили. А я всего в двух километрах оттуда спокойно спала, чтобы протрезветь. Черт!
– О’кей, сию же минуту приступаю к работе, вызвоню людей, – говорит она.
– Да, и вот еще что… – Начальник полиции секунду медлит, словно подыскивая слова. – Как вы понимаете, ситуация крайне щекотливая. Не могу не подчеркнуть, насколько важно вести дознание без шума. Журналистов предоставьте мне, никаких спонтанных высказываний и прочего… Да, без шума, как я уже сказал. Вам ясно, Эйкен?
Пошел ты к лешему, индюк надутый, думает она.
– Вполне, – говорит она.
Разговор окончен, и Карен мчится вверх по лестнице, меж тем как мысли бушуют в голове. Три минуты спустя она выходит из-под душа, чистит зубы и одновременно вытирает волосы. Во всем теле еще чувствуются остатки похмелья.
Перед отъездом надо поесть, думает она. Иначе никак. Она надевает джинсы и синюю футболку, снова бежит вниз, на кухню. В холодильнике лежат остатки субботнего обеда: что-то вроде рагу с курицей, сымпровизированного из того, что нашлось в морозилке. Она вываливает содержимое пластикового