Про русских, финнов, шведов, поляков и другие народы. Книга 2. Михаил Ермолов
британские банковские круги, устроившие сложную «заваруху» со Второй мировой войной. Война привела к поражению Британской империи перед лицом нового соперника в Западном мире Соединенных Штатов Америки с их ясным намерением сместить наконец фунт стерлингов как основную мировую резервную валюту и «водрузить» на это место доллар США, что не получилось сделать по окончании Первой мировой войны.
Посмотрим на встречу Черчилля и Сталина в августе 1942 года в Москве глазами главного маршала авиации СССР Голованова, присутствовавшего на этой встрече. Мы же рассматриваем в частности Черчилля как политического деятеля, не забывая и про его естественную русофобию, естественную для любого британского политического деятеля.
Чрезмерная реклама Черчилля в современной России выглядит странной, ведь Черчилль – представитель экзистенциального многовекового врага России Британии, для которой русский народ и Россия – экзистенциальные враги, препятствующие движению Британии к мировому господству.
СССР и русский народ неожиданно для Британии получили серьезнейшую поддержку со стороны промышленников США, у которых были свои счеты к британцам. Американцы поставили задачу сместить Британскую империю с ее позиций, особенно в мировой торговле и финансах.
Итак, фрагмент воспоминаний советского авиационного маршала А. Голованова. Он пишет:
«Тем временем я увидел в руках британского премьера бутылку армянского коньяка. Рассмотрев этикетку, он наполнил рюмку Сталина. В ответ Сталин налил тот же коньяк Черчиллю. Тосты следовали один за другим. Сталин и Черчилль пили вровень. Я уже слышал, что Черчилль способен поглощать большое количество горячительных напитков, но таких способностей за Сталиным не водилось. Что-то будет?!
Почему, и сам не знаю, мною овладела тревога. За столом шла оживленная беседа, звучала русская и английская речь. Референт Павлов с такой легкостью и быстротой переводил разговор Сталина с Черчиллем, что, казалось, они отлично понимают друг друга без переводчика. Я впервые увидел, что можно вести разговор на разных языках так, словно переводчика не существует.
Черчилль вытащил сигару такого размера, что подумалось, не изготавливают ли ему эти сигары на заказ. Речь Черчилля была невнятна, говорил он словно набрав полон рот каши, однако Павлов ни разу не переспросил его, хотя беседа была весьма продолжительна.
В руках Павлова были записная книжка и карандаш: он, оказывается, одновременно стенографировал. Павлова я уже знал, так как мы перебрасывали его на самолете Асямова в Лондон. Небольшого роста, белокурый молодой человек обладал поразительным мастерством переводчика.
Тосты продолжалась. Черчилль на глазах пьянел, в поведении же Сталина ничего не менялось. Видимо, по молодости я слишком откровенно проявлял интерес к состоянию двух великих политических деятелей: одного капиталиста, и очень переживал, чем все это кончится…
Наконец,