Хроника барона фон Дитца. Андрей Воронов-Оренбургский
признание жизни « духов» умерших и возможность общения с ними через посредство медиумов…в роли коих выступают отпетые шарлатаны и цыганская нечисть…
– Ты мне не веришь? – грозно и требовательно вопросил отец.
Он промолчал, но лишь из такта и уважения к сединам отца.
– Пусть так…Но Богу, ты молишься?
– Причём тут Создатель? – Отто вскинул брови, с нескрываемым удивлением, глядя на отца. – Конечно, да. Но это…совсем другое дело.
– Разве? Без Тьмы нет Света. Без Зла – Добра. Подумай ещё раз, сынок. Вспомни, в чём ты мне признался сам…Ты играл в покер, не так ли? Ставки были высоки, это было в нашем доме, ну, вспоминай! Две-три недели назад. Меня навестили старые друзья из Баварии…Ты играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
– Я помню. Баварский министр юстиции Гюртнер с женой, герр полковник Россбах, генерал Зейссер…и что же?
– А помнишь, последнюю сдачу? Я видел, – барон утвердительно кивнул головой, – ты, мальчик мой, закрыл на секунду глаза, ведь так? И только потом взял последнюю карту.
– И?.. – Отто был поставлен в тупик.
– Какому духу, ты, молился тогда?
– Я…я…Ах, вот ты о чем? – Он сдавил подлокотники кресла, словно был на допросе в гестапо, и вдруг рассмеялся. – Сущий пустяк. Я попросил удачу у духа Зигфрида, чтобы он послал мне туза. Но это совсем другое. Прошу прощения, я, один шут, никак не возьму в толк, к чему ты клонишь?
– А теперь слушай, мой мальчик! – глаза старого барона сузились, голос заговорщицки стал тих. – Знаешь ли ты, кому поклоняется наш вождь?
Они оба, не сговариваясь, посмотрели на большой портрет фюрера, верноподданнически висевший на каминной стене. Фюрер на сём броском полотне, написанный маслом, широким, атакующим мазком, – был убедительно хорош: решителен, несгибаемо крепок, с неистовой одержимостью в стальных глазах, словно демонический рыцарь, готовящийся к битве.
Сверхъестественно! Но, Отто мог поклясться хоть на Библии, хоть на крови…В этот момент, внезапный порыв ветра сотряс высокие стёкла кабинета…Ворвался через открытую фрамугу, взволновав тяжёлый бархат портьер, и швырнул ему в лицо пригоршню колючей пыли, принесённой из, Бог весть, каких неведомых краёв. Эта горькая пыль пахла далёкими пожарищами, кровью и чем-то ещё едким, удушливо острым, напоминавшим не то запах уксуса, не то перегоревшего пота. Но за мгновение до этого, как порыв ветра коснулся его скул, ему почудилось: он услышал властный – командный голос, далёкий и холодный, словно северный ветер, дующий сквозь его душу. И ветер этот шептал всего несколько тихих, но яростных слов: « Один народ, одна Империя, один фюрер! Следуй за мной, во славу Тысячелетнего Рейха!» Затем откуда-то донёсся шёпот, и он был почти уверен, что услышал ледяной смех.
– Отто! – Он вздрогнул от неожиданного раздражённого окрика, нахмурился и с недоверчивым напряжением посмотрел на отца. – Ты полагаешь… – слова застревали в горле. – Ты думаешь…Наш фюрер покланяется…дьяволу?
– Да!