Хрупкие создания. Дониэль Клейтон
кое-как, покрыты лохмами паутины и пыли. Воздух тяжелый, словно замерший в ожидании чего-то. Становлюсь в свой уголок, кидаю на пол сумку и смотрюсь в единственное открытое зеркало.
Из верхнего угла молнией расползлась через мое отражение трещина. Мама всегда говорила, что нельзя смотреть в разбитое зеркало – это к несчастью, – но мне все равно. На губе заживающая ранка. Поверить не могу, что так сильно прикусила. Нервы совсем ни к черту. Эта блямба портит весь вид. Больше не позволю себе так нервничать.
В сумке жужжит телефон. Родители. Они-то знают, что я еще не сплю. Скидываю их на голосовую почту. Знаю я, зачем они звонят. Спросят, сходила ли я к медсестре после оглашения списка ролей. Потом похвалят меня, но только для того, чтобы узнать, как я себя чувствую. Физически. С тех пор как я приехала в Нью-Йорк, они относятся ко мне как к беспомощной больной, которой место в инвалидном кресле, а лучше вообще в пузыре. Хотя мне официально разрешили танцевать несколько месяцев назад.
Лучше вообще об этом не вспоминать. Не хочу, чтобы кто-то узнал. Никогда. Включаю музыку на телефоне. Мелодия из «Щелкунчика» звучит совсем тихо, словно бы издалека, но сейчас и так сойдет. Я хочу танцевать.
Нахожу в хаосе своей сумки пуанты, надеваю. Ноги сразу становятся такими длинными, что кажется, будто я на ходулях. Тянусь вверх, от пальцев ног до макушки, стараюсь превратиться в одну прямую линию. Разум успокаивается, и управление переходит к телу. Следую за музыкой: каждый аккорд – волна, каждая нота – всплеск. Ноги двигаются в такт ритму, рисуют на полу безумные невидимые узоры. Сердце выскакивает из груди. Вру себе, что это только из-за танца и восторга, ведь мне отдали ведущую роль. Но голосок в голове шепчет: это все потому, что я думаю об Алеке. Алеке, который принадлежит Бетт.
Грудь сдавливает. Напоминаю себе, что нужно контролировать дыхание. У меня не случалось приступов ни в балетном классе, ни на пилатесе – вообще нигде уже целый год. Я в порядке.
Замедляю дыхание. Я полностью контролирую свое тело. Опускаюсь с носочков, стираю со лба пот, восстанавливаю дыхание, обхватив голову руками. Может, если потянусь, то смогу расслабиться еще сильнее? Если сосредоточусь на том, как тянутся мышцы, то смогу собраться? Закидываю ногу на станок и тянусь, ожидая, что вот-вот меня накроет покой, как всегда после упражнений. Мышцы дрожат, в ногах покалывает, руки трясутся. Ногти фиолетовые. Свет мигает все реже. На миг я оказываюсь в печальной тьме, а потом ее вновь сменяет свет.
Может, я недостаточно хороша для феи Драже. Может, я не подхожу на роль. Может, я разочарую мистера К. И Алека. Может, все правы. И мама тоже. Мне вообще не стоит танцевать.
– Заткнись, – выговариваю я зеркалу. – Успокойся! Ты же получила роль!
Пытаюсь не думать о плохом, но сердце не унимается. Такого не случалось уже целый год. Тело обычно не подводит меня.
Сажусь на пол и соединяю вместе стопы – теперь мои ноги похожи на крылья бабочки. Опираюсь на колени. Дышу как на йоге – медленно и глубоко.
Ничто