Сказки старого Волхова. Вадим Анатольевич Кузнецов
бедолага… Ну пей, пей, босяк! Энто поможет, да, но ненадолго! – и грузный тать подал Штырю полный ковш с пьянящим отваром.
Штырь пил маленькими глотками, морщился и судорожно сплевывал, ахая и хватаясь за распухшую щеку. Чуть погодя отставил ковш в сторону.
– Куфалда! Натоть жасату хотовить! Аах… Нажат энтот кужнеский лапотних с зинкой поедет! Аах… Жнамо с ялмалки, с деньхой полновесной…
– Да, много ль у них взять можно? – прохрипел Кувалда.
– Ну, схолхо полуфится. Аах… Но, тумаю, хватит, – заявил чернявый. – Мозет, втвоем слатим, не путем со фсей фатахой телиться?
– Ты это брось, сволочь! Привык все себе, гнида, грабастать! Отвыкай! – Кувалда отвесил хлипкому вору легкий подзатыльник и продолжил: – Чай, забыл, что половину добрых другов наших гридни побили? Они, могет, опять по лесу шастают, нашей погибели жаждут! Стосковалась шея по топорику?
В темном лесу зашелестело-заулюлюкало, и среди густых листьев показались осторожные нечеловеческие глаза. Затем и другие – густыми лохматыми ресницами рядышком. Появившиеся ниоткуда лешаки прислушались да стали перешептываться.
– Дядько! Опять они собираются друг друга грабить да убивать! Давай подмогнем кому…
– Забыл, Лешка! Нам эти перепалки людские не важны совсем. Пусть хоть усе меж собой подерутся-перекалечатся! Я даже так сей же час свершу, чтобы нихто из леса моего живым не вышел. Во как! Зайдут да не возвернутся! – ответил коварный Вересень, злобно хихикая в древесную бороду.
Замолчал Лешка, задумался. Всхлипнул носом-шишкой, и потекла смола по коре сырая, тягучая.
А с подветренной стороны ржанье лошадиное раздалось. Далече еще, но ясно, что конные люди идут. Другие. Супротивники лихих разбойников. По большому тракту пойдут, не иначе. И почуял Лешка, что едет средь них человек, родной и близкий ему.
– Ах, чтоб их всех тудыть-растудыть! Никакого спокою нет в потаенном лесу нашем. Надоели! Уж я вам сейчас задам! – всклокотал Вересень и быстро начал в росте увеличиваться.
Взметнулись коростою дерева-ноги в вышину, и поскакал старый лешак по лесу, как очумелый. Ветер раздул-разогнал до бури бешеной. Деревья, аки малые щепки, поломал, листву-траву разбросал, кусты с кореньями вырвал, и по болотам запрыгал так, что темные воды выплескивались и по лесу текли беспорядочно. А больше всего на дорогу проезжую Вересень взъелся. Пробежал по ней грузным кабанчиком и повалил сосны да елки в разны стороны. Прыгал, ногой деревянной дрыгал, скрипел да гудел, на пол версты бурелома непролазного наломал. Так тракт человечий завалил, что не проехать теперь ни на телеге, ни на лошади. Да и пешком, пока сквозь чащобу пройдешь, всю одежду о сучки пообкорнаешь.
Ну, начудил старый лешак, да и дальше в темный лес помчался, как петух ошпаренный. А Лешка не пошел за ним, близ полянки остался, ибо что-то заныло опять под корою древесной у него, защекотало подмышками. Слеза-смола потекла по стволу и в землю холодную пала.
Разбойны люди, непонятно как, давно скрылись из виду, но знал молодой лешак, что не ушли они далече,