Янмэйская охота. Роман Суржиков
жизнь ее слишком много били. Били люди, били боги судьбы – и не затем, чтобы убить, а просто ради забавы. Низа никогда не жаловалась, не рассказывала трагедий, но Хармон знал людей и многое сумел понять. Ее родителей, шаванов, прикончили другие шаваны. Обычно дети Степи меж собой не бьются насмерть, но для родителей Низы судьба сделала исключение. Ее взяли в плен и попытались научить покорности. Она не освоила науку, потому была жестоко избита. Два пальца на левой руке хранили следы переломов. Похоже было, что ладонь растоптали каблуком, а может, сунули в дверную щель. Потом Низу, как дикое животное, погрузили на корабль и взяли на цепь, чтобы присмирела. Это возымело действие: нет хуже пытки для шавана, чем лишение свободы. В Лаэм Низа прибыла очень тихой, и ганта Гроза получил шанс сбыть ее с рук…
Низе хватило мучений, чтобы почти разучиться говорить. Она накрепко замкнулась в себе, узкие глазенки стали щелочками в броне. Низа ничего не хотела, не задавала вопросов, любые просьбы Хармона, если они не были унизительны, выполняла без звука. А унизительных просьб он не допускал, потому слышал голос девушки только дважды в день – утром: «Хорошего дня, славный», – и вечером: «Доброй ночи, славный». Когда он спрашивал, она отвечала односложно либо жестом. Она же вовсе не спрашивала. Хармон несколько раз просил ее:
– Поговори со мной. Спроси о чем-нибудь.
– О чем спросить, славный?
– Ну, о том, что тебе интересно.
– Простите, славный, – говорила Низа и опускала глаза.
Если Хармон водил ее гулять, показывал поместье, поил вином – она говорила только: «Спасибо, славный». Низа никогда не пила сверх меры, зато ела всегда много, будто впрок.
Однако затравленная, изломанная эта пташка каким-то чудом сохранила крылья. Не смея расправить их, она иногда мимо воли показывала краешек. Как в тот раз, когда впервые услыхала про шар. Или как с облаками, что летели на запад. Ее душа еще жила, это было поразительно до дрожи.
Конечно, Хармон не думал сделать ее любовницей. Не взвесил мысль и отверг, а именно не думал – так абсурдно это, что и думать нет смысла. Чего он хотел от Низы – это увидеть ее счастливой. Если она получит немного радости в награду за все мучения, то мир станет чуточку справедливее. А главное – утихнет хармонова совесть и перестанет сниться болт, торчащий из девичьей груди.
Вот только он не имел способа осчастливить Низу. Он был прагматичным торговцем, крепко стоящим на ногах, чуждым всякого воздуха. Что он мог?
Дарил подарки – осторожные, без пугающей роскоши. Низа отвечала: «Спасибо, славный». Ни одна черточка не менялась в лице.
Кормил вкусностями, поил лучшими винами – Низа ела не ради вкуса, а про запас, на случай голода, и пила очень мало, чтобы никогда, ни в коем случае не утратить контроль.
Развлекал беседами – безнадежная затея. Говорил о себе – «Спасибо, славный». Спрашивал о ней – «Да, славный», «Нет, славный».
Показывал