Нуар. Андрей Валентинов
align="center">
Дикторский текст
Нуар – отрицание цвета. Белого нет, есть только серый и черный. Серый вечер и черная ночь – больше в этом мире ничего не случается. Вселенная Нуар невелика, конечна и очень проста. Мужчины носят плащи и шляпы, пьют коньяк и много курят. Женщины красивы и аккуратно причесаны, они тоже курят, говорят с легкой хрипотцой в голосе – и предают при первой же возможности. В Нуаре нет высоких чувств и трепетных идеалов, в нем правят инстинкты, выгода и холодный расчет. Но победителей нет – и быть не может. Нуар – серо-черный мир неудачников, мир несбывшихся надежд и растоптанных иллюзий.
Нуар – далекое прошлое. Появившись на свет в годы Великой войны, он стал ее смутной тенью и одновременно отрицанием. Война – это кровь и грязь. Война – это мужество и самопожертвование. В Нуаре, мире теней, где даже кровь походит на грязь, подвиги совершать некому и незачем, Нуар негероичен по определению, в нем не штурмуют Берлин и не водружают флаг над Иводзимой. Но есть иная сторона. В серо-черном мире не убивают миллионами, Смерть там по-прежнему – трагедия, слово с прописной буквы. Люди Нуара остаются людьми, а не статистическими единицами в военных сводках. Мужчины и женщины не спешат расставаться с жизнью, но и не рвутся уничтожать себе подобных, не идут в атаку, не расстреливают заложников. Они пьют, много курят и предают друг друга.
Война кончилась, умерла, Нуар прожил немногим дольше. Его должны были забыть – и его забыли. Серо-черная тень исчезла навсегда.
В победившем Дивном Новом мире Нуар смешон, нелеп и не политкорректен. Мужчины там слишком похожи на мужчин. Женщины излишне напоминают женщин. Серый вечер и черная ночь беспардонно реальны, словно сама Жизнь.
Общий план
Побережье Западной Африки
Январь 1945 года
Он вдруг понял, что думает на чужом языке. Не поверив, вдохнул поглубже, прокатил по рту горошинами несколько первых попавшихся фраз. Слова казались слишком короткими, сухими – и неожиданно злыми, словно собачий лай. Немецкий? Английский? Французский? Пока не важно, главное – вспомнить.
Человек сжал пальцами холодный мокрый металл, прикрыл глаза. Смотреть все равно не на что – ночь, туман над морем, пустая палуба.
Он забыл…
Паспорт спрятан в левом кармане пиджака. В нем – фамилия с именем, вымышленные, но давно ставшие привычными. Настоящее имя он тоже помнил, помнил, кто и откуда. Жизнь первая, жизнь вторая… Сейчас, кажется, начинается третья. Все прочее пока оставалось загадкой. Зимнее море, холодная громада корабля, чужие слова на языке, туман, туман, туман…
Brouillard, brouillard, brouillard…
Человек, пошарив по карманам пальто, вытащил картонную папиросную коробку, без всякого интереса взглянул на этикетку. Зажигалка нашлась в другом кармане, но курить не хотелось. Во рту было горько и неожиданно сухо.
«Мама мыла раму». Что может быть проще?
Maman lave le cadre…
Человек, машинально повторив нелепую фразу про «le cadre», провел влажной ладонью по лицу. Не беда, язык он вспомнит, поймет и все остальное. Страшно не это, не чужое море и пустая безлюдная палуба…
Mon ami,