Анна, создающая королей. Лара Дивеева
я везде, – сказал он. – Не пытайся понять или анализировать этот факт, а просто прими как данность. Я везде. Я обо всем узнаю. И я не люблю повторять приказы.
Я не нарушала приказы Нерона ни в тринадцать, ни в семнадцать, потому что старалась быть идеальной в надежде на его одобрение. Нерон отрезал меня от мира, запер в сомнительном раю и лишил элементарного человеческого тепла.
При этом он был уверен, что поступает правильно.
– Ты хозяйка острова, у тебя полная свобода действий, – торжественно и гордо говорил он.
Так грандиозно ошибаться мог только человек, который сам никогда не знал настоящей свободы.
Остров был моей одинокой сказкой. Ночная чернота сменялась синевой дня, вид на Тритари изумлял красотой. Огромный агрегат в ангаре поддерживал климат и поставлял кислород в наш искусственный каменный мир, в котором не было ни сезонов, ни непогоды. Прозрачный атмосферный купол сохранял ощущение единства с космосом как днем, так и ночью. Очень не хватало сада. Я мечтала о траве, о деревьях и птицах. Об оживленных улицах, о смехе моих друзей. На острове не хватало жизни. Учителя занимались со мной по десять часов в день, поэтому на Тритари я попадала редко. Да и когда попадала… какой смысл ходить по улицам, если тебе запрещено общаться с друзьями?
В начале я страдала особенно сильно. Часто плакала, и тогда Нерон прилетал, чтобы меня отругать. Если мои истерики затягивались, он вводил меня в анабиоз. Что можно ожидать от мужчины, который отключает твое сознание при любом споре? Вот именно, что ничего хорошего.
– Если хочешь стать великой Анной, которая изменит мир, то прекрати истерики! – говорил он.
– Я изменю мир вместе с вами?
– Да, однажды мы вместе изменим мир.
Я держалась за это обещание.
Наука человеческих чувств оказалась смесью математики, химии и физики. Чувства делятся на простые и сложные, и их структуре, связям и возможным манипуляциям посвящены целые тома. Древние рукописи шли сплошным текстом, без картинок. Язык на Тритари всего один, так как после ситуации с астероидами все страны без колебаний перешли на всеобщий. Однако для изучения перцепции мне пришлось штудировать древние языки.
Самое примитивное чувство – страх. Найти его легко, а убрать непросто. Его нити бросают корни по всему телу, разрушая здоровье. Удивление, радость и печаль – простые и чистые чувства, чего не скажешь, например, о разочаровании. Целых два учебника посвящены тому, как сбалансировать завышенные ожидания и реальность. Особым кошмаром является чувство вины. Собранное из прошлых ошибок, особенностей воспитания и характера, оно с неохотой поддается излечению.
Учителя обучали меня основам перцепции и другим наукам. Сами они перцептами не были и не видели человеческих аур, как, впрочем, и Нерон. Однако он обладал незаурядными теоретическими знаниями и учил меня, как будто сам имел те же способности. Он никогда не хвалил меня, наоборот, жаловался, что мой дар развивается слишком медленно.
– Только используя свой дар, ты сможешь развить