Внесите тела. Хилари Мантел
пять процентов больше, чем если бы здесь по-прежнему были пашни. Овцы мелкие, черномордые, помесь английской породы с валлийской горной, мясо у них жесткое, но шерсть неплохая. По приезде король любопытствует: «Кромвель, на сколько потянет эта овца?», и он, только глянув, дает ответ: «Тридцать фунтов, сир».
Фрэнсис Уэстон, юный придворный, хмыкает:
– Мастеру Кромвелю ли не знать! Он ведь когда-то был стригалем.
Король отвечает:
– Без торговли шерстью мы бы жили беднее. Что мастер Кромвель знает ее досконально – его достоинство, не изъян.
Фрэнсис Уэстон только усмехается тайком.
Завтра Джейн Сеймур поедет охотиться с государем.
– Я думал, будут только джентльмены, – слышит он шепот Уэстона. – Королева, если узнает, рассердится.
– Вот и будь умником, – тихо говорит он, – постарайся, чтобы она не узнала.
– Мы в Вулфхолле все охотники, каких поискать, – бахвалится сэр Джон, – и мои дочери тоже. Вы думаете, Джейн робкая, но в седле она – Диана. Я не мучил моих девочек науками, всё, что нужно, им преподал сэр Джеймс.
Священник в дальнем конце стола кивает: старый дуралей, седенький, глаза мутные.
Он, Кромвель, поворачивается к священнику:
– И танцам тоже вы их учили, сэр Джеймс? Примите мое восхищение! Я видел, как сестра Джейн, Элизабет, танцевала при дворе в паре с королем.
– Для этого у девочек был учитель, – хихикает старый Сеймур. – Учитель танцев, учитель музыки, и довольно с них. Иностранные языки им ни к чему – все равно никуда не поедут.
– Я не разделяю такой взгляд. Мои дочери учились вместе с сыном.
Иногда он говорит о них, об Энн и Грейс, умерших семь лет назад.
Том Сеймур смеется:
– Так они и на турнирном лугу упражнялись вместе с Грегори и юным мастером Сэдлером?
– За исключением этого, – улыбается он.
Эдвард Сеймур говорит:
– Многие зажиточные горожане учат дочерей грамоте и счету, чтобы они могли помогать в конторе. Я слышал, так их легче выдать в хорошую купеческую семью.
– Вообразите дочерей мастера Кромвеля, – говорит Уэстон. – Я не рискну. Думаю, они бы не усидели в конторе, зато мясницким топором бы орудовали – ого-го. От одного их вида у мужчин бы подгибались колени – и не из-за вспыхнувшей любви.
Грегори ерзает на стуле. Мальчик все время в своих мечтаниях, и не подумаешь, что слушает разговор, но сейчас голос Грегори дрожит от обиды:
– Вы оскорбляете память моих сестер, сударь, которых даже не видели. Моя сестра Грейс…
Джейн Сеймур кладет тонкие пальцы на запястье Грегори; чтобы его спасти, она отважилась привлечь к себе внимание общества:
– Я последнее время немного учила французский.
– Да неужели? – улыбается Том Сеймур.
– Меня учила Мэри Шелтон.
– Мэри Шелтон – добрая душа, – замечает король.
Он краем глаза видит, как