Черный археолог. По ту сторону тайны. Александр Быченин
издевательство реагировал не совсем адекватно. Кстати говоря, если бы не налокотники, то к концу этой безумной гонки предплечья я бы отбил конкретно. А так отделался лишь парой синяков и ссадиной. Правда, мышцы от постоянных усилий не то чтобы свело, но руки налились свинцом и мелко дрожали, тонко намекая на невозможность прицельной стрельбы. Впрочем, обошлось без инцидентов, но к моменту, когда наш джип достиг подозрительной серой полосы посреди зеленого моря, боеготовность моя упала чуть ниже плинтуса.
– Тарасов, это что?! – преувеличенно громко поинтересовался я, от резкого торможения едва не вписавшись носом в приборную панель.
Напарник помедлил, привстав за рулем и чуть высунувшись из салона – надо полагать, для лучшей обзорности, – а потом ответил в привычной уже поучающей манере:
– А это, Паша, аномалия. Не сказать, что здесь их как грязи, но встречаются. Помнишь, я про Мутагенку упоминал? Так вот, это самая крупная на пару тысяч кэмэ в любую сторону. Хищных мутантов там повыбили еще несколько лет назад, но растительность осталась, и ботаникам там сейчас рай земной. Наш же экземпляр пожиже и поплоше, зато полнофункциональный – есть и зверье, и изуродованная трава.
Я заинтересованно хмыкнул, мол, продолжайте, коллега, но майор замолчал, о чем-то задумавшись.
– Тарасов?..
– А?.. Да, аномалия… Короче, образовались эти хреновины при высадке легорийцев, то бишь полтораста лет назад. Кстати, учти – вот прямо сейчас я разглашаю секретные сведения. Так что, ежели сболтнешь кому, шею сверну. Ибо так велит воинский долг. Усек?
– Усек. Колись уже.
– Давай-ка остальных дождемся, чтобы не повторяться.
Тут уж я не нашел что возразить, потому лишь нетерпеливо ерзал на сиденье, пока Пьер с Гюнтером выбирались из припаркованного поблизости «бобика».
– Еще раз для всех, коллеги! – объявил Тарасов, дождавшись пополнения аудитории. – Прямо перед вами уникальный образчик местной аномальной природы. Мутации – если этот процесс можно так обозначить – произошли под воздействием рассеянных в атмосфере биологических компонентов легорийских вычислителей. В их корабельных компьютерах, как вы, несомненно, знаете, используются органические… э-э-э… «процессоры», скажем так, устроенные по принципу живого мозга. Биомасса заполняет целый отсек, хорошо защищенный, но все же иногда повреждаемый при обстреле. По всей планете зафиксировано около двух десятков таких аномальных зон, что позволяет сделать некоторые выводы об эффективности довоенной ПВО Ахерона. Так вот, если отсек с «мозгом» повредить, то его компоненты начинают, как бы это вульгарно ни звучало, вываливаться за пределы корпуса. Но, что характерно, не одним куском, а в виде мелкодисперсного порошка. Этакие споры, если угодно. Каждая такая спора – готовая нейроячейка. Попадая на живой организм – не важно, животное или растение, – эти ячейки внедряются в нервную систему либо проникают во внутренние структуры растительных клеток и начинают перестраивать организм под себя. Чем-то похоже на мутаген