Заколдованная Элла. Гейл Карсон Ливайн
Прошедшее время. У меня перехватило горло.
– Крошки мои! – налетела на нас ее сиятельство Ольга. – Нам пора идти.
Она обняла меня – и мне стало тошно от запаха прогорклого молока.
Они ушли. Отец стоял у кованых ворот и прощался с остальными гостями. Я побрела в кухню, к Мэнди.
Она составляла стопками грязные тарелки.
– Можно подумать, они неделю маковой росинки в рот не брали!
Я надела передник и накачала насосом воды в раковину.
– Просто они раньше не пробовали твоих разносолов.
Мэнди готовила лучше всех на свете. Мы с мамой иногда стряпали по ее рецептам. Мы в точности следовали ее указаниям, и получалось вкусно – но не так волшебно, как у самой Мэнди.
От этого я почему-то вспомнила про коврик.
– Там, в зале, был ковер с охотниками и вепрем – помнишь такой? Я на него засмотрелась, и вот что странно…
– Ай, глупышка. Ну зачем тебе было глядеть на старый коврик?
– А что, нельзя?
– Подумаешь, феи напроказили…
Этот коврик – подарок фей!
– А ты откуда знаешь?
– Его подарили госпоже.
Мэнди всегда называла маму «госпожа».
И явно увиливала от ответа.
– Кто подарил – моя фея-крестная?
– Давным-давно.
– Мама говорила тебе, кто моя фея-крестная?
– Нет, не говорила. Где твой отец?
– Прощается с гостями у ворот. Может, ты все равно знаешь? Хотя она тебе и не говорила?
– Что я знаю?
– Кто моя фея-крестная.
– Если бы мама хотела, чтобы ты знала, она бы сама тебе сказала.
– Она собиралась сказать. Обещала. Мэнди, ну скажи!
– Я.
– Что – я? Зачем ты все время темнишь?
– Я. Я твоя фея-крестная. Попробуй-ка морковный суп. Это к ужину. Ничего?
Глава четвертая
Рот у меня открылся сам собой. Туда мгновенно проскочила ложка и влила в меня глоток горячего – но не обжигающего – супа. Мэнди собирала морковку как раз тогда, когда она была сладкая-сладкая, морковная-морковная. Морковная сладость переплеталась с другими вкусами – лимона, черепахового бульона, незнакомых пряностей. Лучший морковный суп на всем белом свете, волшебный суп, который могла сварить одна лишь Мэнди.
Коврик. Суп. Волшебный суп. Мэнди – фея!
Но если Мэнди – фея, мама не могла умереть!
– Ты не фея!
– Почему:
– Если бы ты была фея, ты бы ее спасла!
– Ах, лапочка, спасла бы, если бы могла. Не вынула бы она волосок из моего лечебного супа, была бы жива и здорова!
– Ты все знала? Как ты ей позволила?!
– Не знала, пока она не разболелась. А когда человек умирает, мы ничего не можем сделать.
Я рухнула на табуретку у плиты и разрыдалась – даже дышать не могла. Тут Мэнди крепко обняла меня, и я ревела, а слезы текли в оборки ее передника – где ревела столько раз по куда менее серьезным причинам.
Мне на руку упала капля. Мэнди тоже плакала. Лицо у нее было все в красных