Равновесие Парето. Денис Бурмистров
набок, каким-то краем сознания отмечая, что пачкаю пальто. До моих ушей донеслись гортанные крики, хлопок закрываемого люка и нарастающий гул двигателя. Вертолёт взлетал!
Преодолевая нахлынувшую тошноту, я поднялся. Глаза всё ещё слезились и плохо открывались, нос пульсировал и ощутимо распухал. Сквозь кривую линзу слёз я смог разглядеть, как в небо возносятся красные огни, как они уменьшаются, как большая туша вертолёта уходит из луча прожектора. Огни смазались, потеряли чёткость, расплылись. Я тыльной стороной руки вытер глаза. Пальцы дрожали. Когда вновь посмотрел на небо, то уже не нашёл на нём вертолёта.
– Твари, – прошептал я, раздирая слипшиеся губы. – Вот ведь твари.
Я опустил лицо на свои ладони, которые оказались бурыми от запёкшейся крови, запоздало полез в карман пальто за платком. Аккуратно высморкался, боясь притронуться к больному носу, отёр рот, вытер лицо, руки.
– Вот ведь твари, – вновь прошептал я, не зная, как ещё отреагировать на произошедшее. Подобрал валяющуюся неподалёку сумку со следами чьих-то ботинок на боку, обратил внимание на ещё что-то, валяющееся почти у самой кромки светлого круга, в центре площадки. Присмотревшись, понял, что это кожаная папка, которую держал в руках интеллигентного вида мужичок. Вот кто и чем меня ударил. Козёл.
– Суки, – уже громче сказал я. Сильная боль ушла, её заменила тупая, ноющая. И ещё в груди разрасталась горькая, колючая обида. Она ширилась, становилась всё больше и больше. Её подгоняла мысль о том, что я должен был улететь отсюда, что именно я меньше всех хотел остаться тут. Что я тут совсем чужой, а эти скоты могли бы и подождать ещё пару дней. Так это что ж получается, теперь мне тут куковать несколько суток? Это что, мне тут теперь торчать до следующей недели?! А мне ещё и лицо разбили?!
– Суки! – заорал я, захлёбываясь брызнувшей слюной. – Какие же вы все суки!
Я зло сплюнул, затряс в воздухе кулаками, болтая грязной сумкой.
– Твари! Я вам покажу! Я вас найду, уроды!
Пнул валяющийся камень, который больно отбил палец на ноге. Вновь чертыхнулся. Повернулся. Заметил стоящего в своей задумчивой позе странного деда с белой бородой. Он с неподдельным сочувствием наблюдал за мной. Но судя по тому, что он с прилёта вертолёта до сего момента не сдвинулся с места, то улетать этот псих не собирался. А остальные, значит, улетели!
– Милый у вас городок, уважаемый! – крикнул я ему. – Гостеприимный.
Дед состроил мину, мол, ну зачем же вы так.
Я зло покачал головой, остервенело принялся отряхивать полы пальто, брюки. Что дальше? Что теперь мне делать? Ну, твари…
– Эй, потерпевший, – услышал я вдруг знакомый насмешливо-деловитый басок, – ходи сюда, помогу.
– Да пошли бы вы со своей помощью! – Тон стоявшего в дверях диспетчерской Карчевского меня задел, и я вновь взвился, как сухой порох от искры. – С вашими шуточками и ужимками! Пошли вы все с вашим долбаным городом, уроды! Суки! Что я вам всем сделал? Что?
Я завёлся