Стать бессмертным. Владислав Кетат
сидя при этом почему-то на нашей кафедре. По-военному выправленный, но уже достаточно разжиревший, Мясоедов напоминает отслужившего в Бундесвере хомяка. Его мощная бритая холка переходит в уставной «ёжик» на плоской макушке и уравновешивается небольшой рыжей «щёткой для обуви» под носом, которую он подстригает, вероятно, раз в три дня, потому как она у него всегда одной и той же длины. Широкое лицо с двумя подбородками вызывает скорее отторгающее уважение, чем симпатию, по причине чуть скривлённого влево рта и полуприкрытого левого глаза. Мне рассказали, что это у него из-за тяжёлой контузии в голову. Ещё, у «Вампира» отсутствует правая кисть, и он носит угловатый протез с сомкнутыми вместе пальцами. Говорят, служил в авиации. Говорят, воевал в Чечне. Вероятнее всего, поэтому он и «Вампир» (хотя вполне возможно, что кличку ему придумали студиозусы).
С ним я познакомился, когда проходил инструктаж по технике безопасности. Он был не слишком зануден, может только в рамках занимаемой должности, чем и произвёл на меня положительное впечатление. Кроме функций безопасности он занимает ещё и недавно введённую должность психолога, поэтому после ТБ мы перешли к опроснику, или как он выразился: «допроснику».
Для начала он спросил, не встречались ли мы где-нибудь раньше. Я сразу ответил, что, вряд ли, не потому, что не верю в случайные встречи, просто мне никогда не нравился сам этот вопрос. Ровно, как и его возможные последствия.
Дальше Мясоедов начал задавать странные вопросы, ответы на которые старательно записывал в толстую тетрадь. Было видно, что писать левой рукой ему ещё тяжело.
– С чего начинается родина? Отвечайте по возможности быстро, – начал он.
– С индекса, – ответил я быстро.
Мясоедов помрачнел.
– Алексей Германович, будьте серьёзнее, прошу вас, – сказал он таким тоном, что мне сразу захотелось стать серьёзным.
– Простите, вырвалось. Родина у меня началась, как и у всех современных детей, с телевизора.
– Так-то лучше. – Тень слегка отступила с его лица. – Дальше, что для вас является мерой прекрасного?
– Прекрасное нельзя измерить, – опять быстро ответил я.
Мясоедов отложил ручку в сторону.
– Странно это слышать от научного работника. Попробуйте вспомнить что-нибудь (или кого-нибудь), прекраснее чего вы никогда не видели. Сосредоточьтесь.
Я закрыл глаза, напряг память и увидел сначала неизвестную декольтированную актрису с обложки «Советского экрана», которая в детстве хранилась у меня в ящике стола; потом фонтаны Петродворца; потом «Лунную ночь над Днепром» Куинджи, потом ещё какую-то красотку… но всё это было всего лишь робкой попыткой решить неразрешимое.
Мясоедов прервал мои мысли.
– Не можете ничего вспомнить?
Я развёл руками.
– К сожалению.
– А вот я точно знаю, – Мясоедов осклабился в своём кресле, – стратосферный истребитель Мясищева, который лет двадцать назад