Корабельный секретарь. Александр Громов
олу битумом, хотя подчеркивают, что это все-таки не совсем битум в традиционном понимании, и даже не очень-то мазут, а, скорее, недоделанная нефть, впрочем, тоже не такая, как на Земле. Во всяком случае, местный битум горит куда охотнее битума земного. Островитяне любят сравнения с Землей и до сих пор чувствуют себя землянами-колонистами, а не аборигенами. С их точки зрения, настоящие аборигены – жители материка, и даже не потому, что они забыли о Земле, а потому что они грязны, питаются всякой пакостью, какую удается выкопать в липкой от смолы земле, ведут беспрерывную борьбу за существование и сильно смахивают на озлобленных дикарей. Древний штамп: при слове «абориген» воображение первым делом рисует дикаря. «Туземец» – то же самое. Дикий нрав, изуверские ритуалы, кольцо в носу.
Слухи о людоедстве аборигенов сильно преувеличены. Во всяком случае, попавшего к ним старика, называвшего себя профессором, не убили и не съели. Он умер сам, не выдержав тяжелой жизни, но прежде чем он умер, жители материка узнали от него много нового, бесполезного для выживания, но любопытного. Старик любил поболтать и досадовал на себя, когда надолго заходился в кашле и не мог разговаривать. Потом он умер. И даже тогда он не был съеден, хотя не был и похоронен. На Потеющем континенте покойников кремирует сама земля.
Она вечно горит, то тут, то там, и чаще всего в нескольких местах сразу. Над Потеющим часты грозы; удар молнии воспламеняет земляную смолу, и по плоской унылой равнине начинает расползаться широкое огненное кольцо. Внутри него для огня уже нет пищи, и пламя спешит пожрать то, что вовне.
Земляная смола воспламеняется с важной медлительностью, дымное пламя не бежит по ней, а ползет. От надвигающегося огненного вала ничего не стоит убежать или даже уйти пешком. Весь ужас в том, что уйти, по сути, некуда – расширяющееся кольцо огня не остановится до тех пор, пока не наткнется на морской берег или на другие огненные кольца. А тем временем внутри кольца обожженная земля мало-помалу вновь начинает потеть смолой. Проходит несколько недель, и она опять готова дать пищу огню.
Старик профессор рассказывал странные сказки. Мол, в глубокой древности, так давно, что этого не может помнить никто, потому что люди тогда не жили здесь, на месте Потеющего материка расстилалось огромное мелкое море, наполненное всевозможной живностью со смешным названием планктон. Умирая, планктон превращался в земляную смолу, и так длилось многие, многие века. Потом из воды поднялся континент, моря не стало, а суша оказалась перенасыщенной смолой. Когда-нибудь, говорил старик, избыток смолы окончательно выдавится на поверхность и сгорит, вот тогда-то всем станет хорошо. Жаль, что это произойдет еще очень не скоро…
Ясное дело, старик был полоумным. Как можно знать о том, что было тогда, когда люди здесь не жили? Кто мог им об этом рассказать, если не было никого? Без сомнения, старик выжил из ума. Такое может случиться только с островитянином – на материке люди не доживают до постыдной дряхлости ума и тела.
Безумный старик врал, утверждая, что бывает синее пламя, прозрачное пламя, бездымное пламя. Кто, где и когда видел такие чудеса? Пламя горящей земляной смолы всегда красно-багровое, а дым от него черный и жирный. Затмевая солнце, он поднимается высоко над пылающим кольцом, и только там, в вышине, его понемногу размывает ветер и, превратив в грязную дымку, уносит далеко-далеко. По силе ветра и густоте дымки любой подросток уверенно скажет, как близко к рингу подобралась стена огня.
Рингов – два, одним не обойтись. Каждый окружен рвом и земляным валом, хотя этой защиты недостаточно. Она нужна только для того, чтобы время от времени выжигать потеющую смолой землю внутри ринга, лишая пищи страшный внешний огонь. Сухой земляной вал – смола стекает с него в ров – как правило, достаточное препятствие для того, чтобы выжечь ринг, не подпалив всю равнину. Иногда, очень редко, по недосмотру, безалаберности или просто случайности нарочитый пожар все же вырывается наружу, и тогда всему племени приходится искать убежище во втором ринге.
Главное – выжигать тот и другой всякий раз, как только потеющая земля вновь обретает способность гореть. И внешний пожар лучше пережидать внутри того ринга, который был выжжен позднее.
На востоке пылала земля. Сгустившаяся дымка выдавала приближение огненного кольца надежнее, чем показали бы глаза, если бы кто-нибудь сумел подняться над равниной, как умеют это островитяне в своих диковенных железных птицах. Ветер дул с востока, а значит, огонь был еще далеко. Когда он приблизится, ветер переменит направление и начнет дуть на огонь. Огню всегда мало воздуха, он жадно всасывает его и глотает, сколько сможет.
С рассветом Хуум приказал перебираться в другой ринг, и никому не пришло в голову возразить. Чем раньше, тем лучше. Меньше спешки. От одного ринга до другого идти всего ничего, однако поздно заниматься переездом, когда стена огня и дыма уже стоит на горизонте – сам-то спасешься, но половину скарба не убережешь. Разумное слово вожака лишь констатировало необходимость, и, повинуясь необходимости, люди споро, но без ненужной суеты увязывали кожи кровель и водосборников, разбирали каркасы шалашей, вьючили на спины запасы пищи и бурдюки с водой. Матери несли детей. Стена огня была еще далеко, когда переезд