Апокалипсис Антона Перчика. Анна Никольская
кладбищу. Молодец. Правда, он молодец. А инфантильный – это я. Мне это вчера отчетливо дали понять. И сегодня дают весь день – ходят по дому на цыпочках, шепчутся, улыбаются. Не дантисты – артисты. Прямо садисты. Мне реально было бы легче, если б на меня наорали, не знаю, высекли бы как сидорову козу. Отец даже ключи от тачки не забрал, представьте! Забыл, может. Он просто про такое обычно не забывает. Такое он верхней строкой в «крокодила» записывает, а потом отчекрыживает – сделано. Есть!
На тумбочке вибрирует телефон – Янка. Отвечать, не отвечать? Сейчас устроит разгон за вчерашнее. Вообще-то она нормальная девчонка, красивая. Крисивым все можно простить, даже чертов характер. Это если любишь.
– Слушаю тебя, Яна, – хриплю в трубку. Потом откашливаюсь. Кажется, за весь день я никому еще не сказал ни слова.
– Это я тебя внимательно слушаю.
Чую, она там еле сдерживается, чтобы не психануть. Но мне что-то как-то глубоко фиолетово.
– Сорри, с клубом вчера не получилось. – Я беззвучно сдавливаю зевок. В гостиной бубнит телевизор, вся семья у плазмы в сборе. Она у нас во всю стенку – шестьдесят пять дюймов от уха до уха. Стоит почти как мой автомобиль.
– Я тебя до трех ночи ждала, ты почему отключил мобильник? Где ты был?
Опа, приехали. Похоже на сцену из сериала. Сценку, я бы даже сказал. Их мамик все смотрит; вернее, не смотрит, а так – для саунд-трека включает на кухне. Подыграть, что ли?
– Яна, прости, я полюбил другую женщину, – говорю.
– А?
Я бы тоже решил, что ослышался.
– Я говорю, я другую полюбил. Слышно – нет?
– Антон, хватит прикалываться.
– Я серьезно.
Молчание. Я жду, как она теперь будет реагировать. Не то чтобы мне особенно интересно. Мой интерес скорее сродни научному. Лаборанты же наблюдают за крысами после инъекции галоперидола – ну вот. Все еще молчит. Я прямо слышу, как скрипит ее микроскопический мозг. Наконец, она говорит… Даже не так – разражается приступом праведного визга:
– Это Аньку Чистоклетову, что ли? У нее же волосы нарощенные, идиот!
Она сейчас будет рыдать. Долго и громко – мы это уже проходили, много-много-много раз. Пора закругляться, кажется.
– Ну ладно, мне это… Отец зовет.
– Гад. Какой же ты гад.
Мобильник замолкает. Сама отключилась, надо же.
Я прислушиваюсь к себе – ничего. Даже ни в каком месте не дзынькнуло. Старею? Черствым быть хорошо. Выгодно, с какой стороны ни посмотри. Так жить проще. И веселей.
Я захожу в гостиную и падаю на диван.
– Ноги опусти. – Отец не отрывается от телика.
Ага, значит, заговорил.
– Что смотрим? – спрашиваю, чтобы завязать разговор. Надо прощупать ситуацию. Беседа, пускай и не слишком плодотворная, по-любому лучше игры в молчанку.
– Завтра поедем в деревню, смотреть дачу, – говорит мамик. Бодренько так говорит и подсаживается поближе. Она всегда так – просто из кожи вон лезет, чтобы нас с отцом помирить.
Конец ознакомительного