Полное собрание сочинений. Том 29. Хозяин и работник. Лев Толстой
лошадь.
– Лошадка-то добрая, – сказал Исай, оглядывая лошадь и затягивая ей привычным движением под самую репицу ослабший узел завязанного густого хвоста.
– Что же, ночевать, что ли?
– Не, брат, обязательно ехать надо.
– Нужно, видно. А это чей? А! Никита Степаныч!
– А то кто же? – отвечал Никита. – А вот как бы, душа милая, нам тут не сбиться опять.
– Где же тут сбиться! Поворачивай назад, по улице прямо, а там, как выедешь, всё прямо. Влево не бери. Выедешь на большак, а тогда – вправо.
– Поворот-то с большака где? По летнему или по зимнему? – спросил Никита.
– По зимнему. Сейчас, как выедешь, кустики, насупротив кустиков еще вешка большая, дубовая, кудрявая стоит, – тут и есть.
Василий Андреич повернул лошадь назад и поехал слободой.
– А то ночевали бы! – прокричал им сзади Исай.
Но Василий Андреич не отвечал ему и потрогивал лошадь; пять верст ровной дороги, из которых две были лесом, казалось, легко проехать, тем более, что ветер как будто затих и снег переставал.
Проехав опять улицей по накатанной и черневшей кое-где свежим навозом дороге и миновав двор с бельем, у которого белая рубаха уже сорвалась и висела на одном мерзлом рукаве, они опять выехали к страшно гудевшим лозинам и опять очутились в открытом поле. Метель не только не стихала, но, казалось, еще усилилась. Дорога вся была заметена, и можно было знать, что не сбился, только по вешкам. Но и вешки впереди трудно было рассматривать, потому что ветер был встречный.
Василий Андреич щурился, нагибал голову и разглядывал вешки, но больше пускал лошадь, надеясь на нее. И лошадь действительно не сбивалась и шла, поворачивая то вправо, то влево по извилинам дороги, которую она чуяла под ногами, так что, несмотря на то, что снег сверху усилился и усилился ветер, вешки продолжали быть видны то справа, то слева.
Так проехали они минут десять, как вдруг прямо перед лошадью показалось что-то черное, двигавшееся в косой сетке гонимого ветром снега. Это были попутчики. Мухортый совсем догнал их и стукал ногами об кресла впереди едущих саней.
– Объезжай… а-а-й… передом! – кричали из саней.
Василий Андреич стал объезжать. В санях сидели три мужика и баба. Очевидно, это ехали гости с праздника. Один мужик хлестал засыпанный снегом зад лошаденки хворостиной. Двое, махая руками, кричали что-то в передке. Укутанная баба, вся засыпанная снегом, не шевелясь сидела, нахохлившись, в задке саней.
– Чьи будете? – закричал Василий Андреич.
– А-а-а… ские! – только слышно было.
– Чьи, говорю?
– А-а-а-ские! – изо всех сил закричал один из мужиков, но все-таки нельзя было расслышать, какие.
– Вали! Не сдавай! – кричал другой, не переставая молотить хворостиной по лошаденке.
– От праздника, видно?
– Пошел, пошел! Вали, Семка! Объезжай! Вали!
Сани стукнулись друг о друга отводами, чуть не зацепились, расцепились, и мужицкие сани стали отставать.
Косматая, вся засыпанная снегом, брюхастая лошаденка,