Прокол (сборник). Валд Фэлсберг
улыбка. За эту ухмылку я мог бы жарить его на медленном огне.
– Но что-то же вы пишете, – он членонераздельно – выдавливает якобы с усилием. Взгляд сияет; это странно противоречит ломанному, словно измученному голосу. Только сейчас я вспоминаю, как он ко мне привязался. Мгновенье назад, прежде чем я отключился.
«Напишите рассказ обо мне!» – чужой вдруг обратился. Эта фраза… Странное чувство… Как давно это было? Как бы всё-таки немало времечка утекло. Минута, что ли. Или даже десять. Что-то якобы выпало. Я ответил только сейчас. Типа так: «Я байки не пишу». «Неправда. Вы – литератор!» – чужак возразил. Его голос звучал не так, как вначале. Подавленно, шипяще… Вызывал сочувствие. Я не мог его просто высмеять. Проглотил слюну и отрубил: «Литератор – это человек, пишущий…» Ах, да, с этого я уже начал.
Теперь ещё добавляю:
– У меня до сих пор хватало более связных тем.
– Вот видите: вы пишете! Вы – писатель.
Голос пришельца звучит уже чётче. Как будто и он резко оправляется от приступа боли. Кожа лица возобретает оттенок живого человека. На верхушке лба, которая когда-то, вероятно, ещё не была лбом, а вскоре уже не будет верхушкой, выбивается мелкая капля пота.
– Ну вот: вы потеете, – я едко замечаю (он проводит ладонь по лицу и смиренно машет головой). – Вы – потетель.
Может, он обидится и уйдёт? Ан нет! Продолжает, как не слышавши моей насмешки.
– Я читал. По-моему, вам было бы интересно написать обо мне.
– Ах вот оно как?
Гм… Читал, мол… По роже знает… Уже жалко грубо прогнать, но не особо тянет и терпеть.
– Я пишу порнуху. Ваши черты не смогут меня вдохновить.
– Порнуху? Кто-то такое сказал? – чужой не поддаётся провокациям. Его лицо покрывает вежливая улыбка. – Вы пишете о смерти. Разумеется, учитывая ваше состояние…
Сволочь! Падла! В истории болезни копался, что ли? Я молчу.
– Можно это называть и порнографией. В широчайшем смысле этого слова: как выставление интимных, даже физиологичных деталей на показ.
Ишь ты! Не вплеснуть ли тебе компот в глаза?
– Не надо, – чужак отвечает. Вдруг доходит, что это – ответ на мой невысказанный вопрос. – Не надо насилия. Вы же пацифист.
Тому хуже. Но интереснее. Я действительно такой. Никогда не относил к себе это слово, но по сути… Но – откуда он это знает?
– У меня просто такие способности, – пришелец опять отвечает, будто слышавши. Это уже становится скучно. Бессмысленно удивляться дважды одному и тому же.
– Я чувствую, чтó другие чувствуют, – он продолжает. – Больше физически, но порой угадываю и мысли. Это зависит от естественности человека. Ваши мысли легко угадать. Вы мыслите очень физически.
Я молчу. Хлебаю суп и жду. Продолжит или уберётся?
– Лет десять назад вы служили на Украине.
– В Беларуси, – я поправляю, сам не знаю, отчего.
– Допустим. Я чувствую только существенное. Вы соприкасались с тем.
До такого может додуматься всякий