Скелеты в тумане. Валерий Гусев
Все ясно. Сначала вверх, а потом влево. Делов-то!
– На север, а потом на запад, – машинально поправил его папа.
Тут прибежал дед Акимыч с красным ухом и сказал:
– Чего там. Давайте я вас на буксире оттарабаню. Я энтот путь с закрытыми глазами знаю. Как свою горницу.
Тут все женщины завыли и стали отталкивать деда от причала и кричать нам:
– Не верьте ему! Или заблудится, или утопит всех! Уходите скорея!
Дед обиделся, но виду не показал и бросил Алешке сверток:
– Держи, малец, подарок от Акимыча!
И мы поплыли. Алешка долго стоял на корме и важно приветствовал провожающих, помахивая ладонью поднятой руки. Как член правительства. Потом неожиданная волна от буксира ударила лодку в борт, Лешка не удержался на ногах и плюхнулся маме на колени. Мама обхватила его руками, и они о чем-то пошептались, а потом стали разворачивать сверток. В нем оказалась настоящая морская тельняшка. Алешка взвизгнул и стал ее примерять. Прямо на куртку. Сначала я ему немного позавидовал, а потом, когда он натянул ее, успокоился: рукава висят ниже колен, а подол – ниже пяток.
– Ничего, – сказал папа. – Хорошая ночная рубашка…
Глава VII
В открытом море
Плыли мы очень долго. Даже немного надоело. И страшновато было. Особенно, когда за кормой исчезли силуэты кранов и растаял в белесой мгле сам остров, а впереди все так же далеко и недосягаемо синел противоположный берег.
Но я все время думал о древних мореплавателях, которые месяцами плыли неизвестно куда без папы и мамы и терпели всякие лишения, а потом их имена навсегда входили в историю мореплавания и великих открытий.
О чем думал Лешка, я не знаю, потому что он скоро уснул в своей длиннополой тельняшке на коленях у мамы. Она осторожно переложила его в каюту. Потом он безмятежно признался: «Я всегда так делаю. Если наступают неприятности, ложусь спать, а когда проснусь – уже все прошло». Хорошая философия.
К счастью, мы скоро проголодались от вольного ветра (и от страха тоже) и обо всем забыли, когда мама достала термос с чаем и сухари. Алешка, конечно, стал крошить сухари за борт для чаек, и, конечно, был наказан. Чайки налетели с голодными криками и кружили над нами, и падали в море, ловко выхватывая из воды сухарные крошки и роняя на палубу и парус свои тяжелые капли. И продолжалось все это безобразие, пока самая умелая и вредная из них не попала прямо в Лешкину кружку с чаем. В виде благодарности за угощение. Алешка обиделся, мама огорчилась и выплеснула чай за борт, а папа принял меры:
– Достань ружье, – сказал он мне, – и вытащи его из чехла.
Я так и сделал – и тут же настала тишина, и чаек будто и не было: в сообразительности им не откажешь.
И вот, наконец, показался Медвежий камень. Это тоже был остров, небольшой и впрямь очень похожий на медведя, жадно припавшего мордой к соленой воде, а на холке у него, как вздыбившаяся шерсть, топорщились невысокие мохнатые ели.
Мы сделали необходимую лавировку: