Праздник Святой Смерти. Ирина Лобусова

      К ночи ветер разбушевался вовсю. Огромная ветка тополя, росшего под самым окном, рухнула от его порывов, выбив на втором этаже три окна. Грохот был такой, словно на дом сбросили настоящую бомбу.

      Сбежались все – не только взрослый персонал, но и большинство воспитанников. Впрочем, когда разобрались, что все нормально и ничего страшного нет, хватило нескольких окриков и увесистых подзатыльников, чтобы все дети вернулись по кроватям.

      Дав приказ рабочим на завтра спилить злополучный тополь, Галина Петровна Ветрова – директор интерната – вернулась к себе в кабинет, на ходу переговариваясь с завучем по воспитательной работе.

      – Я давно хотела спилить этот тополь! – говорила она. – Что за дурацкая идея была посадить такое дерево рядом с детским учреждением? Половину Одессы тополями засадили, в июне вообще дышать невозможно! Хорошо, что он упал!

      – Так приказ был сверху, – осторожно кашлянула завуч, не всегда разделявшая непривычно вольные взгляды директора.

      Та отмахнулась от завуча, как от надоедливой мухи. У Ветровой была такая манера – разговаривать и вести себя пренебрежительно, когда она была чем-то встревожена. А тревог хватало. Все в доме, быт которого удалось наладить с таким трудом, трещало по швам.

      Официально это был интернат для трудновоспитуемых детей и подростков – так это числилось по всем документам. Но на самом деле это был детский дом для детей врагов народа – тех, кто был осужден и отправлен в лагеря, а также тех, чьи родители уже давно находились в тюрьмах. Не обязательно за политические, часто – за уголовные преступления. В общем, антисоциальных элементов.

      Поэтому дети были здесь разные – и страшные, и странные. И очень долгое время руководство никого не могло найти на должность директора, несмотря на высокую зарплату, льготы и довольно солидное положение. Те, кто пробовался на эту руководящую должность, выдерживали от силы месяц. Но в конце концов слава о страшном месте распространилась со скоростью ветра, и любые желающие поступить на эту тяжелую должность закончились.

      Тогда стали официально назначать, но от этого дела пошли еще хуже. Бывшие чекисты и сотрудники правоохранительных органов не могли найти общего языка с детьми и ничего не смыслили в педагогике. А учителя и педагоги не обладали настолько сильным характером, чтобы держать в повиновении малолетних потенциальных преступников, не испытывающих к своим воспитателям, то есть мучителям, ничего, кроме ненависти.

      Боль от потери родных, обида на жестокую судьбу, ненависть от несправедливости, злое, безжалостное обращение – все это превратило бывших детей в опасных и злобных зверьков, неспособных жить иначе, кроме как с ненавистью. В интернате страшно возросла преступность и побеги. Руководство разводило