Три кило веселья. Валерий Гусев
гранату – «лимонку», потуже подпоясался и побрел дальше на восток.
К вечеру его догнала колонна пленных красноармейцев. Все израненные, в изорванных гимнастерках, без сапог, они брели, опустив головы, медленно и устало. Егорка отошел в сторону и смотрел на них, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых – дядю Леву или командира заставы.
Один из конвоиров, проходя мимо него, снял руку с автомата и поманил Егорку грязным пальцем:
– Ком! Кто есть? Пионир?
Егорка доверчиво приблизился. Немец схватил его за воротник и втолкнул в колонну.
– Мальца-то зачем? – зло крикнул кто-то из пленных. – Нас тебе мало!
В ответ коротко прогремела автоматная очередь, зарылись в дорожную пыль горячие гильзы.
Кто-то схватил Егорку за руку и, втянув поглубже в колонну, прижал к себе. Это был красноармеец с раненой рукой. Она висела у него на груди, в петле наброшенного на шею ремня.
Колонна двинулась.
– Ты кто? – спросил Егорку красноармеец.
– Егорка. Курочкин.
– Ух ты! Не сынок ли майора Курочкина?
– Это дядя мой. А папка на Баренцевом море, подводник. Я к нему иду.
Боец вздохнул: больно далеко идти-то.
– А меня Бирюковым звать. Запомнил? – И спросил осторожно: – А что же, Егорка, мамка твоя где?
Егорка всхлипнул:
– Нету уже мамки. И Ляльки, сестренки, тоже. Мы в одной машине ехали. В нас бомба попала.
– Ничего, Егор. – Бирюков положил ему руку на плечо. – Мы еще повоюем. Мы им за все отплатим.
Почти стемнело, когда вышли к опушке, охваченной рядами колючей проволоки на столбах. На входе, на ошкуренных еловых стволах торчала вышка с часовым и с пулеметом. Колонну загнали за проволоку; бойцов обыскивали. Один из конвоиров оттянул Егоркину рубашку, глянул за пазуху – ржаные сухари; гранату среди них он не заметил. Иначе Егорка никогда не стал бы моряком…
Навалилась звездная ночь. Пленные улеглись на голую землю, тесно прижавшись друг к другу. Кто-то вздыхал, кто-то ругался, кто-то стонал. Егорка услышал недалекий шепот, прислушался. Разговаривал Бирюков со своими товарищами.
– Бежать надо, ребята, – настаивал Бирюков. – Потом поздно будет.
– Было бы оружие, – возражал ему кто-то. – Что с голыми руками сделаешь? Перестреляют нас – и все!
– Всех не перестреляют. Нас, поди, тысяча. А их-то всего один взвод. Им и патронов-то на всех не хватит.
– Было б оружие, – опять вздохнул кто-то невидимый в темноте.
Егорка пошарил за пазухой, нащупал рубчатый кругляш гранаты.
– Дядя Бирюков, держи, – шепнул он.
– Ай да малец! Вот удружил! Все, братцы, ждем до полночи. Как рвану гранату – все в россыпь и до леса.
Егорка обрадовал пленных и сухарями.
– Ото дило, – кто-то похвалил его из темноты, – подкрепимось. Перед боем.
Между тем звезды на небе исчезли – все затянулось черными тучами. Стало холодно и сыро. Вдали, все приближаясь, погромыхивало; сверкали молнии – и не понять: то