Полуночные миры. Мария Беляева
до тех пор, пока не пытаешься пересечь черту, которую подсознательно предчувствуешь, а потому боишься её… и себя до смерти.
– Пересекала, не пересекала… это мало что значит сегодня. Особенно учитывая, кто ты.
Ника повернулась к учителю лицом, словно скрывая от его взгляда крылья.
– Да уж, попробуй не учесть. За тебя учтут.
– Снова родители? – сочувственно поинтересовался учитель.
– Только вот этого не надо, – горько усмехнулась девушка.
– Ты думала о том, чтобы жить в другом месте?
– Думала. Но на ближайшей помойке все контейнеры заняты.
– Может, пора принять тяжёлое, но необходимое решение? – продолжал гнуть свою линию мистер Калеб.
– Я подумаю об этом, – отделалась ничего не значащим ответом Ника.
– Становится небезопасно, – настаивал учитель. – И нужно тщательно выбирать людей, которые тебя окружают. Тем более – тех, которые находятся за твоей спиной.
– Если честно, не помню ни одного дня, когда было бы безопасно, – парировала Ника, комкая наброски и заталкивая их в решётчатую мусорную корзину.
Брови Калеба сошлись на переносице.
– Становится опаснее, чем когда бы то ни было. Эпидемия, ЭМИ, бунты… это не кончится ничем хорошим.
– Когда политические игры заканчивались иначе?
– Ника, на твоём месте я бы всё же…
– Вы никогда не были на моём месте.
Грубо, но правдиво.
– Ладно, – устало вздохнул он. – Буду ждать тебя в пятницу с новыми эскизами… Первый человек у тебя лежит, оказался на втором плане, а они должны быть на одном уровне друг с другом. Тогда и не получится, что другой протягивает сердце в пустоту.
– Так вот что было не так! А я не могла понять, почему это похоже на сюр! – почти обрадовалась девушка. Почти.
– А этот парень… тот, что протягивает механическое сердце… у него и правда улыбка? Или это… э-э-э… художественный вымысел? – Калеб узнаваемо изобразил писклявый голос учителя литературы.
– Да, он улыбается. По-моему, он немножко сумасшедший.
– А второй боится?
Ника пожала плечами.
– Похоже на то.
– По-моему, они оба сумасшедшие. Лучшая иллюстрация современности, – хмыкнул Калеб.
– Ага.
Из глубины коридора докатился рокот звонка. Табло над дверями вспыхнули, возвещая об окончании урока.
– И всё же я бы подумал… – это уже вполголоса, в прямую, как натянутая струна, крылатую спину.
Калеб долго смотрел на комья эскизов в мусорном ведре, неопределённо покачивая головой.
Ника добрела до столовой, приютившейся в дальнем углу корпуса. Ветер за окном ворошил сухую листву, кружа и прибивая её к тротуару. Девушка оглянулась, на миг поддавшись ставшему почти привычному ощущению опасности.
На соседнее сидение плюхнулся кто-то. Ника вздрогнула.
– Чёрт!
Вновь склонилась над столом, пряча глаза от незваного сотоварища. В голову не приходило