Афина Паллада. Павел Николаевич Девяшин
тебе, и правда, следовало бы дать имя, голубушка!
«Голубушка» укоризненно покосилась на хозяина и негромко всхрапнула. Вскоре на «Камне» остался только сиротливо повесивший гривастую голову вороной Бахарчи. Конек ретиво переступал с ноги на ногу. Своенравный, молодой…
Глава вторая
Молодой человек со скучающим выражением лица глядел поверх бортика неказистой коляски и отчаянно зевал. Монотонные речи седоусого фельдфебеля – обладателя тихого скрипучего голоса – убаюкивали, что бабушкины колыбельные. Время от времени ему удавалось напустить на себя приличествующий должности (как-никак штаб-ротмистр Жандармского корпуса!) вид, несколько раз кивнуть и даже произнести что-то вроде:
– Да-с!.. Понимаю!..
Невнимательность штаб-ротмистра и даже до некоторой степени рассеянность объяснялись отнюдь не пресыщенностью, свойственной великосветской молодежи, а самой обыкновенной усталостью. Усталостью и разочарованием!
Подавая прошение о переводе из столицы на Кавказ, как сделали многие из его знакомых, новоиспеченный жандарм чаял интересной и, главное, полезной для себя и государя-императора службы. В Петербурге война с горцами представлялась этакой беспроигрышной лотереей. Всем грезились ордена, серебряные или, того пуще, золотые сабли, внеочередные звания и Бог знает что только еще. Каждый воображал себя ни много ни мало Napoleón Bonaparte!2
Гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги.
Фортуна, поначалу внушившая надежду на реализацию самых смелых прожектов, оставила благонамеренного юношу с носом, едва тот ступил из кареты на негостеприимную для гяуров южную землю. Удачное, как казалось зеленому офицеру, назначение адъютантом жандармского подполковника Черемшина обернулось жуткой рутиной. Ни тебе операций по обнаружению и устранению вражеских лазутчиков, ни сыска по государственным преступлениям. Тоска зеленая! Впрочем, правильней было бы употребить дефиницию тоска голубая, в цвет мундира.
Право, следовало соглашаться на место в Нижнем Новгороде, там хоть вволю можно набегаться за староверами. Все веселей, нежели плавать по чернильным морям при штаб-квартире Кавказской армии.
Подполковник Михаил Эммануилович Черемшин предпочитал улаживать большинство дел партикулярным образом, не раздувая пожара официального следствия. Ласковая беседа, говорил он, порой приносит больше плодов, нежели весь инструментарий Третьего отделения.
Бес ведает, может, и правда эффективная метода. Но… все одно скука!
Петербуржец не успел перенять у начальства драгоценной науки. Третьего дня схоронили бравого Михаила Эммануиловича, Царствие ему Небесное! Вот ведь судьба – жил человек тихо, а ушел шумно, с помпой. Пал под пулей злого черкеса, заслонив собственным телом генерала Головнина. Как то и положено герою войны и верному слуге Отечества! Весь Пятиводск вышел проводить подполковника в последний путь.
Новый шеф должен был объявиться буквально на днях. А пока рутинные служебные дела в
Наполеон Бонапарт! (фр.)