Две судьбы. Уилки Коллинз
находилась тут. Я поехал домой на случай, что буду нужен кому-нибудь из обычных пациентов. Когда я вернулся сегодня утром, сумасбродная трактирщица уже была наготове с новой историей.
– Уехала! – вскричала она.
– Кто уехал? – спрашиваю.
– Дама, – говорит, – уехала поутру с первым дилижансом!
– Вы хотите сказать, что она оставила этот дом? – воскликнул я.
– Именно то! – сказал доктор с большим удовлетворением, чем когда-либо. – Спросите Вашу матушку и она удостоверит вас в том как нельзя вернее. У меня другие больные, которых надо навестить… Спешу объехать их. Дамы Вы больше не увидите, и тем лучше, по моему мнению. Через два часа я вернусь и, если я не найду Вас хуже, подумаю о том, чтобы перевести Вас из этого чужого места в знакомую удобную кровать дома. Не давайте ему говорить, сударыня, не давайте ему говорить!
С этими словами на прощание оставил нас доктор.
– Неужели это в самом деле правда? – спросил я матушку. – Неужели она уехала отсюда, не дождавшись, чтобы увидеться со мной?
– Никто не мог удержать ее, Джордж, – ответила матушка.
– Она уехала сегодня утром в дилижансе, который идет в Эдинбург.
Я был горько разочарован. Да, «горько» настоящее слово, хотя речь шла о женщине для меня посторонней.
– Вы сами видели ее? – спросил я.
– Мимоходом видела несколько минут, друг мой, когда шла к тебе наверх.
– Что она сказала?
– Она просила меня извинить ее перед тобой. Она сказала:
«Передайте мистеру Джерменю, что мое положение ужасно. Никто на свете не может помочь мне. Я должна уехать. Моя прошедшая жизнь так же кончена, как будто Ваш сын дал мне утонуть в реке. Я должна начать новую жизнь в новом месте. Просите мистера Джерменя извинить меня, что я уезжаю, не поблагодарив его. Есть личность, которую я твердо решилась не видеть более никогда! Никогда! Никогда! Прощайте, постарайтесь простить». Она закрыла руками лицо и не говорила ничего больше. Я старалась войти к ней в доверие, все напрасно, я была вынуждена оставить ее. В жизни этой несчастной женщины есть какое-то ужасное бедствие. И какая она интересная особа к тому же! Невозможно не жалеть ее, заслуживает она этого или нет. Все окружающее ее – тайна, мой друг. Она говорит по-английски без малейшего иностранного произношения, а между тем имя она носит не английское.
– Она назвалась вам разве?
– Нет, а я боялась спросить ее. Но трактирщица была не так совестлива. Она сказала мне, что осмотрела белье бедняжки, пока оно сохло перед огнем. Белье было помечено: Ван-Брандт.
– Ван-Брандт? – переспросил я. – Это похоже на голландскую фамилию. Однако она говорила так чисто, как англичанка, говорите вы. Пожалуй, она родилась в Англии.
– Или замужем, – заметила матушка, – а Ван-Брандт фамилия ее мужа.
Мысль, что она замужняя женщина, заключала в себе что-то отталкивающее для меня. Я жалел, что это предположение пришло матушке на ум. Я отверг его, я настаивал на моем собственном убеждении,