Кормилец. Алан Кранк
не только ключи. Ты забыл, что Рассеянность, такая веселая беспечная девочка с огромными белыми бантами в бирюзовом платье, часто приходит вместе со своей угрюмой старшей сестрой, имя которой Смерть.
Обход получился затяжным и бестолковым. К счастью, новых жалоб от больных не поступило, и Игорь просто повторил назначения.
Вернувшись в ординаторскую, он засел за компьютер. Электронные медицинские карты заполнялись медленно и хаотично. Работа шла на автопилоте. Голова отказывалась думать о пациентах. Запертый с утра в машине сын, дважды неверно прочитанная фамилия больного (Шматченко вместо Шетенко) и вдруг ставший похожим на Дерево счастья рисунок обоев – все свидетельствовало об ухудшении состояния. Четырнадцать лет назад в нем поселилось сумасшествие. Микроскопическое, но растущее. И теперь он чувствовал себя как нагулявшая беременность школьница, упустившая крайний срок для аборта, оставшаяся один на один с чужим, никому не нужным ребенком внутри себя.
Когда Игорь поставил точку в диагнозе Хамцовой, в ординаторскую вошел Перов с мятым листком бумаги.
– Звонил начмед. Требует график дежурств до конца года, – сказал заведующий отделением, обращаясь ко всем сразу. – У нас десять минут на обсуждение.
– Так мы уже обсуждали, – сказал Ситников. – Полгода назад. Даже подписывали что-то.
– Недообсудили. – Перов расправил бумажку. – Дежурство с тридцать первого на первое тоже относится к этому году. Желающие есть?
Желающих не было.
– Отлично. Тест на вменяемость прошли все, – сказал Перов, выдержав паузу. – Переходим к тесту на профпригодность.
«Хреновые у тебя тесты, Константин Ильич», – подумал Игорь и еще раз для верности взглянул на обои. Так и есть. Вместо орнамента он по-прежнему видел Дерево.
– Меньше всего дежурств у Шпака и Прохорова.
– Я не могу, – моментально среагировал Шпак и посмотрел на Игоря, улыбаясь. – Жена не пускает. Сына нянчить надо.
Новогоднее дежурство было положено ему как самому младшему в коллективе, и отказ Алексея был приглашением шутливо поторговаться. Все, включая Игоря, понимали это. Но голова вдруг еще сильней наполнилась какой-то мутной чушью. Пыльный ветер вдруг превратился в пыльную бурю, поющую женским голосом. «Как здорово, Игорек, что тебе досталось это дежурство. Мы вдоволь потрахаемся. И подыхающий хрен за стенкой снова подпоет нам». Этот женский голос был ему знаком, хотя он и не слышал его много лет.
– Я подежурю, – вдруг осипшим голосом проговорил Игорь.
Улыбка на лице Шпака поблекла и исчезла.
– Андреевич, ты что? Я же пошутил.
– Ладно. – Игорь готов был дежурить каждый Новый год до самой смерти, лишь бы поскорее закончить этот разговор.
– В общем, так, – подытожил Перов, глянув на часы. – Я записываю Прохорова, а там сами разбирайтесь.
Игорь вышел в коридор следом за Перовым. Пузырек «Элавила» в кармане опустел еще вечера, а кавардак в голове все разрастался. До аптеки было пять минут ходьбы. Можно