Посткарантин. Злата Косолапова
я, прикрывая глаза.
Горе оплело меня. Я могла лишь плакать, дать бессильную волю слезам. Я, кажется, умирала. Взяв моё лицо в свою руку, Антон чуть склонил голову и провел большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. Ненавижу его. Ненавижу его прикосновения.
– Да, именно так, – просто сказал он.
Я поморщилась. Картина всех произошедших в моей жизни трагедий, стала такой ясной, будто бы я сейчас стояла прямо перед ней, разглядывая её каждую деталь.
– Ты сломал мне жизнь…
Спольников усмехнулся, а меня вдруг обуял гнев, и он же дал мне возможность почувствовать в себе силы сопротивляться. Я хотела жить, как бы там ни было, хотела. И собиралась бороться до самого конца.
В одну секунду внутри меня словно бы взорвался фейерверк.
– Я просто так не сдамся, сволочь!
Я кинулась на Спольникова. Вскинула кулак, с силой ударив его в скулу. Он взвыл, отшатываясь куда-то в сторону. Я попыталась вскочить с пола, чтобы кинуться к двери. Не получилось. С рыком схватив меня за руку, Спольников попытался отбросить меня в сторону, затем, найдя силы, набросился на меня, громко ругаясь. Рёв, мат, крики – всё это какофонией звенело в стенах дома, где я жила все три года, проведенные в Адвеге.
Пытаясь справиться с натиском, пытающегося скрутить мои руки Спольникова, я всеми силами брыкалась. Один удар, второй. Антон ударил меня по лицу, заехал под челюсть. Привкус крови выбил меня из колеи. Борясь за жизнь из последних сил, я каким-то чудом выскользнула из хватки Спольникова и вцепилась ему в волосы.
Бешено вращая глазами и грязно ругаясь, Спольников завыл от боли. Он попытался оттолкнуть мои руки, но я была проворнее. Ударив Антона коленом в живот и на некоторое время обездвижив его этим, я попыталась вскочить на колени и кинуться к двери, но Спольников меня опередил. Он ловко подхватил схватил меня за ногу и повалил на пол.
Прогремел выстрел.
***
***
Он, этот выстрел, прогремел так громко, что даже сейчас, спустя десять минут после случившегося, у меня до сих пор звенело в ушах. Вебер лишь ранил Спольникова, тот нашёл силы сцепиться с наёмником, случайный выстрел решил исход – Спольников погиб.
Я украдкой посмотрела на суровое лицо Вебера, затем на не менее суровое лицо Эдуарда Валентиновича. В этот пятничный вечер Рожков постарел чуть ли не на десять лет: ёжик его седых волос, кажется, стал совсем белоснежным, морщины на лице обострились, а обычно веселый и добрый взгляд теперь казался уж слишком усталым.
Единственное, что я от него услышала за последние полчаса, дало мне многое понять.
«Я знал, что здесь что-то происходит, но лишь мог догадаться, что именно. Но я этого так просто не оставлю», – сказал Рожков.
Скрипнул метал, вспыхнули искры. Мы с Вебером и Эдуардом Валентиновичем спускались вниз в гремящем лифте – старом, поеденном ржавчиной, с облупленной неровными кусками краской. Сам лифт был открытым, только низкое ограждение из смятой в нескольких местах сетки огибало ребристую