Скамейка. Нила Кинд
и и образуя уютную галерею, росли клёны. Когда она была маленькой, деревья уже были старыми и очень раскидистыми. С ними Анфиса тоже дружила. Ранней весной клёны с радостью показывали ей крупные набухающие почки, которые источали волнующий аромат, заставляя думать о глупостях, стремиться к новому и не жалеть о несбывшемся; летом укрывали в благодатной зелёной тени, давая передышку от зноя и позволяя съесть мороженое, пока оно не растеклось по пальцам липкой сладкой жижей; осенью становились похожими на горы рубинов, изумрудов и золота, а потом щедро делились сокровищами, усыпая ими дорожку, по которой она гуляла, как будто султаны или падишахи, потерявшие голову от любви; в конце ноября тянули к ней обнажённые ветви, на которых чудом, словно бы в подарок к её дню рождения, сохранялся какой-нибудь стойкий, испещрённый прожилками резной лист, уже почти прозрачный, как паутинка; а то замирали в снежной тишине, иногда стряхивая на Анфису белую пыль, в качестве ли украшения или просто, чтобы выказать своё внимание и симпатию, намекнуть, что они не спят, что по-прежнему сопровождают её на прогулке. Точнее – их, ведь последние пять лет она часто приходила не одна…
Помимо клёнов через равные промежутки в специальных «карманах» стояли скамейки, тоже будто бы посаженные когда-то, вот только выросли не деревьями, а деревянными приспособлениями для отдыха и удобства гуляющих. И Анфиса за своё долгое знакомство с Бульваром опробовала их все, чтобы ни одной не было обидно.
Сегодня она снова пришла сюда, преследуя сразу несколько целей: найти укрытие от палящего солнца, дать ногам, измученным высокими каблуками, передышку на какой-нибудь скамье, подумать о том, что происходит в её жизни… Почему вдруг они с Алексеем перестали находить общий язык… Может быть, изменившееся его к ней отношение – намёк на усталость от них? намёк на то, что пора им расстаться? Причём намёк прозрачный, не завуалированный, понятный всем окружающим, и только она собирается ещё размышлять, что, как и почему, только ей не всё до конца ясно… Ну да, она отвергла его предложения руки и сердца раз пять… Нет, шесть… Ну да, просила его передавать её письма другому… Ну да, ни разу не позволила себя поцеловать… Но ведь то в губы, а в щёку целовал неоднократно, разве этого мало для влюблённого рыцаря?! Ну да, зная, что он готовился поздравить её с успешной защитой диплома, отменила встречу в последний момент, потому что тот другой тоже вспомнил про событие… Но разве это достаточный повод, чтобы, когда они увиделись по прошествии десяти дней, преподнести ей увядший букет, только и видно, что розы были красными?!!! Да ещё с издевательской усмешкой в глазах и словами: «Пожалуй, я готов признать поражение…» Какое поражение?! От кого?! От неё?! Он что… больше не хочет быть для неё другом, её «жилеткой», её «почтовым голубем»?.. И… он что, будет искать себе другой «предмет для поклонения»?.. Или… уже нашёл?!!
Взгляд Анфисы упал на скамейку, и она отвлеклась от своих мыслей. Она видела её в первый раз. Странно… Не только то, что она не замечала её раньше (Анфиса готова была поспорить с кем угодно и на что угодно, что этой скамейки на Бульваре никогда не было), но и то, что она отличалась от всех остальных своим внешним видом и стояла словно бы не на отведённом ей месте, нарушая равномерность расстановки, задуманной ландшафтным дизайнером. Скамейка была очень красивой: с коваными вставками на спинке в виде розовых бутонов на высоких шипастых стеблях, с изящно изогнутыми ножками и подлокотниками. Была и ещё одна странность: на ней никто не сидел. Уж сколько Анфиса шла по бульвару, мечтая присесть, но так, чтобы никого не было рядом, кто мог бы помешать ей предаваться размышлениям, а всё никак не могла найти пустующую скамью, что было немудрено – выходной день, и вдруг – такая удача! Хотя дальше все посадочные места опять были заняты. Может быть, на неё нельзя садиться? Анфиса поискала табличку, запрещающую использовать скамейку по прямому назначению, но не увидела. Осторожно потрогала пальцем дощечки – вдруг свежеокрашены или покрыты лаком, поэтому так блестят. Нет, палец не прилип. Анфиса пожала плечами и села.
Итак, что имеется в сухом остатке? Он…
Кажется, голову всё-таки успело напечь… Ну и глюк! Анфиса провела обеими руками по белоснежным прохладным простыням, обернулась на то мягкое, что подпирало спину, – подушки, большие и, судя по всему, набитые настоящим пухом, а не синтепоном. Одеяла нет, да оно и ни к чему – в спальне очень тепло, даже жарко. Внутри огромного камина полыхает огонь. Это единственное, что видно в широкую прорезь винно-красного атласного полога вокруг массивной кровати с поддерживающими балдахин чугунными стойками в виде переплетённых стеблями роз и узорной спинкой. Анфиса пригляделась – знакомый рисунок – тоже мастерски исполненные розы, шипы на стеблях совсем как настоящие… Анфиса нервно хихикнула. Никогда ещё ей не приходилось иметь дело с такой яркой галлюцинацией. И… о боже! На ней абсолютно ничего нет! Говоря проще – она совершенно голая! Это чересчур даже для эротических фантазий! Куда приятнее воображать себя в чём-нибудь, что могут медленно и чувственно снимать с тебя мужские руки… Анфиса схватила одну из подушек, благо их было несколько, и положила себе на живот, прикрыв одновременно и грудь, и интимное место. Всё такое натуральное на ощупь, действительно пух внутри и ткань – настоящий шёлк, скользящий под