Берегите солнце. Александр Андреев
ему сообщили, что убит его друг… Выпил немного… Не понимаю! Там идет бой, фронт задыхается без людей, а нам позволяют бездарно тратить время. Здоровые молодые люди!..
– Всех бросим туда – что останется про запас? – спросил я. – Не спешите, и до нас дойдет очередь…
Сзади хлопнула дверь. Вошли двое. Боец вполголоса сказал, поворачивая майора в нашу сторону:
– Там они, товарищ майор.
Громадный и медлительный, без головного убора, майор Федулов шел по коридору, слегка покачиваясь и как-то странно отфыркиваясь. Когда он приблизился, я заметил, что волосы его были мокры и прядями свисали на лоб: должно быть, боец, чтобы выстудить хмель, поливал голову майора холодной водой.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – сказал майор Федулов, виновато ухмыляясь. – Прибыли мне на смену? Давно пора, а то тут с ума сойдешь… Хотя и не москвич, а считаю ее, матушку, своей единственной, родимой… – Он потер ладонью широкое лицо и всхлипнул. – Как ты думаешь, капитан, потеснят они нас еще?
– С такими, как вы, захватят, – сказал я жестко. – Непременно. Таких раздавят.
Это разозлило Федулова, он вдруг закричал срывающимся голосом, грубо и с угрозой:
– Меня раздавят?! Меня! А чем я хуже вас? Чем? Нет, братец, меня раздавить непросто. Я не козявка, я солдат! – Дрожащими пальцами он расстегнул шинель, откинул левую полу. Пламенно сверкнули два ордена Красного Знамени. Он ударил себя в грудь. – Этим орденом за Финляндию наградили, а этим – за Ельню! Себя не жалел. И фашистов не жалел. Понял? Оскорбил ты меня, капитан.
– Где ваши люди? – спросил я, когда майор успокоился и утих, сокрушенно и с огорчением покачивая головой. Он простодушно рассмеялся и вяло махнул рукой.
– Черт их знает, где! Спартак, обеги дома, прикажи ребятам собраться во дворе…
Белобрысый боец кинулся выполнять приказание. Я спросил майора:
– А если сейчас, немедленно нужно будет решать боевую задачу, что вы станете делать?
– Не тревожьтесь, задачу решим. Я только и делаю, что жду боевой задачи. – Майор начал приходить в себя. – Эх, капитан… Фронты лопаются, как орехи, а тут – батальон… Лейтенант, – обратился он к Тропинину, – проследи, пожалуйста… Хотя постой, я сам. Проветриться не мешает… Комиссар здесь?
– Нет, – ответил Тропинин. – Сказал, что поехал домой и в случае чего явится по звонку.
– Позвони ему, попроси немедленно прибыть…
Майор ушел, а Тропинин скрылся в директорском кабинете. Я долго смотрел в окно, раздумывая о создавшемся в батальоне положении и о своей новой роли, неясной и загадочной. Я был убежден, что бойцам, предоставленным самим себе, и не так уж радостно чувствовать свободу перед лицом смертельной угрозы и их легко будет привести в норму…
Из окна было видно, как по Большой Коммунистической улице провели аэростат. Тускло отсвечивающий, рыхлый и длинный, он проплыл, точно тело кита. Из репродуктора, установленного на площади, донесся голос диктора. Я открыл окно и отчетливо различил