Берегите солнце. Александр Андреев
я прочитал: «Москвичи, советская оборона прорвана доблестными немецкими войсками на всем фронте. Завтра немецкая армия вступит в Москву. Оказывать сопротивление бесполезно. Оно вызовет излишнее и ненужное кровопролитие. В метро не укрывайтесь, метро будет взорвано и залито водой…»
– А ведь могут взорвать, а? – Страшная мысль эта как бы парализовала Браслетова. Он стоял остолбенев, затем снял фуражку и вытер вспотевший лоб. – Для этих зверей нет ничего святого… Как вы думаете?
– Могут, конечно, – сказал я. – Взорвать все можно. Но не взорвут. Не так-то это просто – взорвать и затопить метро.
– А почему нет? – допытывался Браслетов. – Кинут большую бомбу в Москву-реку, пробухают дыру, и вода ринется в тоннели.
Своими причитаниями и жалобами он опять вызвал у меня неприязнь. Мне хотелось накричать на него, пристыдить: «Ты видишь свою жену каждый день, а я вообще не знаю, где моя жена и что с ней!»
Мы приблизились к станции метро, неосвещенной и недостроенной: война застала ее в самом разгаре работ. Прошли в полутемный вестибюль, где толпились люди, теснясь к спуску в шахту. Пахло мокрой известью, стоялой водой. Я взглянул в наклонный ствол шахты и ахнул – взгляд упал в бездонную глубину, в кромешную темень. Несколько лампочек не могли пробить мрака. На месте будущих эскалаторов были наскоро сколочены деревянные лестницы с шаткими перилами. Лестницы как бы засасывали вниз, и люди, спускаясь, со страхом ступали со ступеньки на ступеньку, словно боялись, что оттуда, из подземелья, не будет возврата.
– Здесь ее нет, – сказал Браслетов, проталкиваясь к нам. – Внизу, наверно.
– Сойдем вниз, – сказал я.
Лестница с зыбкими ступенями казалась бесконечной. Чем ниже мы спускались, тем становилось глуше и теснее сердцу – жизнь оставалась где-то далеко, наверху.
Чертыханов, идущий впереди меня, поддерживал какую-то старушку, которая вцепилась в рукав его шинели; к груди она туго прижимала маленький узелок.
– Не притомились, товарищ капитан? – заботливо справился Чертыханов, обернувшись ко мне. – Наверно, таким путем вводили грешников в ад…
– Шагай, шагай, – сказал я. – После поговоришь…
Наконец лестница кончилась, и мы очутились на площадке будущей подземной станции. Лампочки освещали длинные ряды деревянных топчанов и скамеек, а на топчанах – людей. Люди лежали по одному и по двое, спали, читали книги, размышляли над шахматными комбинациями или просто сидели, оцепенело уставившись в одну точку. Старики, женщины, мужчины; в узеньких проходах ребятишки ухитрялись играть в скакалки. Под топчанами – узлы, обувь, кошелки с едой… Разговаривали вполголоса, точно находились в публичной библиотеке или в склепе, пугливо прислушивались к чему-то, хотя ни один звук жизни не мог пробиться сюда сверху.
Надо всем этим тяжело и угрюмо нависали своды – десятки метров земляного пласта…
Браслетов растерянно и с тоскливой надеждой оглядывал до отказа забитое людьми помещение – пройти сквозь эту