Собака. Сергей Орлов
избы, едва заметно выделялась светлая, колченогая, высокая трава на дворе.
Облака расползлись в стороны и образовали «дырку» в небе, открыв полную луну. Все предметы медленно проявилось из ночи, обрели свои формы, окрасились в сизый цвет. Вдруг, посеребрённая длинная, сухая травина дрогнула. В тень от забора по земле пропрыгала здоровенная, жирная жаба. Из-за забора послышались громкие, весёлые, пьяные возгласы соседей. Гогот, смех, визг.
Женский голос, пьяно и натужно прокричал «киношную» фразу:
– Я, требую продолжения банкета!
Ей вторил развязно густой бас:
– Колян! С днюхой тебя! Давай! Поджигай!
Женщина и мужчина надрывно завопили:
– Ураааа!! Ура! Колян – ура!! Ты ж, наш, родной!
Синхронно с воплями, из-за забора в черноту неба взмыли кляксы цветного света. Дешёвый «китайский» фейерверк неуверенно «плевался» яркими красками. Последний залп оказался и вовсе вялым. Тонкая струйка света перелетела забор, медленно и неумолимо летела в сторону дома старика – плюхнулась на его деревянную крышу, и вроде как затихла там.
Женщина не унималась, повторяла и повторяла такую, как ей казалось, уместную смешную фразу:
– Я, требую продолжения банкета! Не-е-е! И всё же, я требу…! Ой!! Бл@… Сергуня, держи меня, кажись… Я, ай!, падаю!! Надо скинуть эти каблуки к едрене-фене.
Сергуня отозвался:
– Да!! Давай! Пойдём! Накатим за здоровье Коляна!
Все в дом! Народ! Все в до-о-ом! Светик, я тут, я держу тебя.
Светик отозвалась:
Ты ж мой герой! – послышался звук короткого, смачного поцелуя: «Цчмоак!»
Маленькие окошки дома старика пару раз «вздрогнули» жидким жёлтым светом и потухли – свеча догорела. Изба «ослепла», жизнь из неё стремительно утекала, следом за свечным светом сбежавшим из этого хмурого и мертвеющего места. Сверчок, без умолку до этого трещавший, замолчал. Оглохшую тишину Природы всё реже нарушали звуки гуляющей компании из дома за забором, уже давно уставшие от веселья пьяные люди звучали всё тише, и тише.
Всё окружающее пространство заволокло темнотой и тишиной – луна скрылась за облаками. Всякое движение в этой «картинке» остановилось, наполнилось кладбищенским покоем. Сухостой бурьяна на дворе стоял не шелохнувшись. Ни одним своим листиком не шелохнувши, стояли справа деревья. В центре – вросший в землю, стоял незыблемо дом старика с чёрными дырами окон. Слева, глухой забор своим предназначением преграждать любое движение подводил финальную черту всему изображению, своим монументальным видом как бы приказывая всему живому: «Стоять! Не двигаться»!
Всё и вся в пространстве затихло, а точнее притихло в напряжении – что-то должно было вот-вот произойти.
Вдруг, в этой какофонии недвижИмости, на крыше дома старика световыми всполохами что-то забрезжило, едва-едва засветилось, очертив светом в темноте линию крыши.
Свечение разгоралось всё сильнее и сильнее. Под коньком крыши что-то