Вариант сублимации Книга 1. Борис Гончаров
как раковые клетки: они присутствуют в каждом человеке, и идут в рост при благоприятных для этого условиях. Понятно излагаю?
А что же Вы будете делать, когда Вам не повезёт и Вы станете-таки «собственницей»?
«Обычно все М «зациклены» на «первой любви». У Вас как с первой любовью?»
А вот «как».
«Образ первой любви»
Дверь из групповой комнаты, если её открыть, а открывалась она наружу, в небольшой холл, образовывала с перпендикулярными стенами замкнутый треугольник, некое подобие алькова, где и разместился кое-как со своей Мальвиной. Свои трусики девочка предусмотрительно сняла (возможно априори и раньше меня была наслышана о монологе под телегой), а может и вообще не надевала (в предчувствии танцевальной моды семидесятых годов). Я приподнял край платья или Мальвина это сделала сама, повернувшись ко мне спиной, – это у меня не отчётливо. Но как сейчас помню: присев, прикусил её левую бело-розовую полусферу. Не уверен – было ли это проявлением моего любовного пыла в настоящем или женоненавистничества – в отдалённом будущем, но то, что пушкинская болтливость моей Дульсинеи повлияла на последнее – можно предположить с некоторой долей вероятности. Дальнейшее продвижение наше по пути любви у меня как-то не отложилось.
Лирико-медицинское отступление.
Зато помню, как в больнице им. Семашко меня лишили – нет, не того, что Вы по своему натурализму могли подумать – тогда в свои 11 лет вообще был нецелованный.
Замечательная баба с очень распространённой русской фамилией Гец отхватила мне миндалины и, для полного счастья, выдрала аденоиды, извините за интимные подробности. А запомнил её ещё по огромному кулаку – с мою голову – который она демонстрировала перед моими глазами, оперируя своими страшно блестящими железками, когда меня, ничего не подозревающего (мне ещё и мороженое обещали) держала на своих вместительных коленях, прижав к своему сердцу, русская красавица, сошедшая с кустодиевских картин, а я, как бурсаки Помяловского, Нарежного и Гоголя, вместе взятые, орал благим матом от боли и, по своей наивности – от неожиданности её – вместо мороженого. Запомнил, потому что – правда, поцелуи быстро забываются, а добрый еврейский кулак – на всю оставшуюся жизнь, т. к. – тьфу, тьфу, тьфу – как бы не сглазить, ангиной перестал болеть кардинально.
Окончание «образа первой любви».
Нечего говорить, что девица моя была счастлива моим вниманием к прелестям её туловища, и потому не замедлила похвастаться своей радостью с воспитательницей нашей группы (забыл сказать, что «это всё происходило в городском саду», как пела своим ангельским голоском Анна Герман). Юная ветреница, надо полагать, не подозревала тогда о составе и событии письменного греха Александра Сергеевича Пушкина после любви в стогу с отдавшейся ему Анной Керн. Воспитательница же в течение всего дня с изумлением посматривала на меня (ведь «в СССР секса нет») или с сожалением (имея в виду шерше ля фам, как говорят в Н. Новгороде), или с негодованием (за растление