Заетойщина. Александр Етоев
всё хорошо, нормально, я счастлив, люди.
Ушли тоска, безысходность и прочий собачий мрак.
Жизнь, как папино радио: сказали – и снег на блюде.
Ждём урожая осенью, ждём – вот так!»
Дед Етой посмурнел, посмотрел на жену, смутился,
помидор нанизал на вилку, стёк на пол сок.
За окном жидкий месяц горбатый во тьме светился,
посветился немного и через миг усох.
* * *
Есть, Дед Етой, ржа́венькие,
кори́чневенькие, любые,
серые, голубые,
бывают даже ора́нжевенькие,
ржаны́е, реже куржавенькие,
опасные.
Люди такие разные,
страшные и не страшненькие…
Небо такое дикое,
тучки в нём, ветерки в нём.
Время, чудя́ и тикая,
ока́тит вдруг город ливнем.
Я со всеми промокну,
я промокну со всеми,
высохну, ойкну, сдохну,
как мамонты в Мангазее,
чьи кости лежат на севере,
спасаемые зимой.
Я хочу быть со всеми.
Эй! Кто хочет со мной?!!
* * *
Дед Етой не морализу́ет,
встав не с той, –
парализует, поляризует
как Дух Святой.
Молекулы мозга – минус, синус,
косинус, космос, плюс…
Смерть любого материализует.
Я не боюсь.
Смерть страшна, с детьми расставаться –
нет, уволь.
А там с мёртвыми тусоваться,
кочевряжиться, рисоваться,
рожа, кожа, пошли б вы, братцы,
подальше, что ль.
Мне б какой бы пенёк отдельный
от вас от всех,
чтоб вы не слышали мой смертельный,
дурацкий смех.
* * *
«На Марсе есть вода,
носки не пахнут,
стираю иногда,
арбуз купил…
У марсиан всегда,
когда бабахнут,
упадок сил.
Я, как они,
под старость одичаю.
А в старости кому я буду мил?..
Арбуз купил
по шесть пятьсот
и к чаю
я триста граммов
фиников купил…»
«Ты, Дед Етой,
сменял родную Землю,
родную мать,
на чью-то полосатую, как зебру,
матрас-кровать.
И что теперь?
На Марсе тихо дышишь?
В песок плюёшь?
Родимых вздохов
матери не слышишь?
Сюда не йдёшь?
Не возвращайся,
ты нам уж не нужен,
ты – окромя,
ты зол, ты плох,
ты ссохся, безоружен,
люби себя.
А мы уж вширь
сияющей Вселенной
пошлём железны наши корабли
в туманной Андромеды
облак пенный,
в Сатурн,
с кольцом играющий вдали.
А ты умри,
арбузом отравившись
и фиником усохшим подавившись».
* * *
Божий мир так натруженно дышит,
как любовник за сладкой чертой.
Дед