Карлсон, танцующий фламенко. Неудобные сюжеты. Наталья Рубанова
самый крошечный из всех её минусов, то, с чем легче всего смириться, если подавить инстинктивную брезгливость при виде разбросанных по берлоге фарфоровых – или из чего их там делают, из латекса? – л а п о к. У ЭТОЙ много их! Не понимаю, почему сразу не пресёк, почему на пошлость купился: острые ощущения?.. Игра в героя?.. Да не было их, ощущенийто острых, не было!.. Только письма V, посыпанные прошлогодним пеплом, только они одни и жгли…» – та́к он это всё объясняет, а потом срывается, в минус уходит, кричит: «Дубль два, камера наезжает! Мотор, док!.. Вот встретишь гусыню, а у неё полкрыла-то и нет: фитюля — так ЭТА называет кусок конечности, чья окантовка напоминает то ли воронку, то ли скривлённую из теста птичку: бабка таких жаворонков-уродцев по весне лепила, в духовку ставила – мы с братом ели, вкусно было… пионерское детство, цветочки-лютики, что о том! Да и где теперь брат?.. Кожные складки фитюли расходятся кругами, уменьшаясь по направлению к тому месту, где у ЭТОЙ мог бы быть локтевой сгиб, и лилипутятся (её словечко) до бугорка из дермы, на который смотреть с непривычки невмоготу. ЭТА же, покусывая обрубок, называет забаву фитюлингом и неожиданно прикладывает уродство к моему рту, пытаясь запихнуть внутрь (ей важно, не испугаюсь ли): в последний момент уворачиваюсь – окей, обрубок вместо руки, окей, ничего страшного, толерантность forever, “зато у тебя гла-аза…”: а что – г л а з а, ну что в них-то?
Полощу рот в ванной.
Всё это произойдёт потом, много позже, ну а здесь и сейчас мы отмечаем защиту: «Клинико-генетические ассоциации кардиомиопатий» – окей, за диссер! окей, за отпуск! окей-окей, за прекрасных дам! – и вот уж новоиспечённый к.м.н., уставший от тостов, думает, как бы отправиться восвояси (спать, просто спать: устал не по-детски), однако-с и простецкое счастьице в руки само не бежит. Ресторанчик обхватывает мозг винными щупальцами; в полутьме с трудом разбираю, где – кто, путаюсь в именах захмелевших коллег, и потому не замечаю, как ЭТА прибивается к нашему столику. Да, собственно, никто не замечает, а ЭТОЙ только того и надо: подсаживается – разговор заводит, по щелчку будто… Глазищи мутные у неё, под мутью – круги чёрные: ЭТА их подгла́зицами называет, лучше б молчала! Но сидит, не будь дурой, здоровым бокомко мне (определить, что-там-справа, возможности нет) и, как заведённая, добавки просит, бровками-домиками вверх-вниз стреляет, губками-бантиками урчит: “Компанию на уикенд составите? За город выбраться б!” Пожимаю плечами – слишком пухлые щёки, слишком много косметики, слишком душные духи, – однако не отказываю, хотя иллюзий, разумеется, никаких: странное существо, звероподобное… а ведь впрямь забавно – пухлая мордочка вытягивается, когда приносят шоколадный десерт! Зрачки самки загораются и даже подглазицы, кажется, светлеют. Второе, четвёртое пирожное… Пищеварительный тип! Или гельминты?.. Зачем она так много, так быстро ест? Зачем она тут вообще?..
Вестей от V нет.
Что касается пригорода, док, то до прогулки по усадьбе не дошло ни в ближайший уикенд, ни в следующий: ЭТА чуть ли не