Фельдъегеря́ генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Книга первая. Николай Rostov
матерились
– Ты чего там, Прохор, бубнишь? – посмотрел недовольно в его сторону луноликий потомок Чингисхана.
За шесть сотен лет этой чистой чингисхановой крови осталось в нем – и наперстка не наберешь, а все же и этого ему было много. Не любил он почему-то вспоминать о своем монгольском предке. Вся его русская натура протестовала против этого родства!
– Так ведь, – глубоко выдохнул Прохор и сделал не менее глубокий вздох, собираясь сказать что-то чрезвычайно важное, и торжественно медлил, как бы приготовляя к этому своего барина. И Ростопчин насторожился. «Уж не сам ли император пожаловал?» – пронеслась в его голове шальная мысль. Такой был торжественно ошалелый вид у Прохора.
– Ну! – нетерпеливо выкрикнул Ростопчин.
– Порфирий Петрович Тушин собственной персоной! – пробасил Прохор и топнул ногой. – Капитан артиллерии в отставке!
Глава третья
Два англичанина промозглым английским вечером, сидя у камина в обществе с черным догом, пили грог и молчали. Наконец, постарше – с черной повязкой на левом глазу – не выдержал и сказал:
– Старой доброй Англии, сэр Питт, пришел конец. И не уверяйте меня в обратном!
– И не надейтесь, сэр Брук, не буду, – усмехнулся сэр Питт, а черный дог поднял голову и лениво посмотрел на одноглазого.
– А все началось с той злополучной мартовской ночи в Петербурге. Не сделать такого плевого дела!?
– Это ваши люди, сэр Брук, так напоили русских гвардейцев, что они не смогли сделать это плевое дело: убить русского императора.
– Кто же знал, что русские, пьянея, раскисают, – криво улыбнулся сэр Брук и на ломаном русском языке добавил: – Как киссиэльни паришни! Ведь только мы, истинные англичане, твердеем от вина, – закончил он уже на своем родном языке.
– Их напоили не тем вином, сэр Брук! Не французским шампанским, а шотландским виски их надо было напоить, – мрачно, по-английски, пошутил сэр Питт. – Тогда бы они не раскисли, как французские гризетки!
– Если премьер-министр еще шутит, то у старой доброй Англии есть надежда на спасение.
– Не обольщайтесь мрачными шутками висельника, – невозмутимо возразил сэр Питт. – Но пока на моей шее не затянута пеньковая веревка двумя этими коротышками, мы будем бороться.
«Коротышки» – французский император Наполеон и русский император Павел Ι.
А пеньковую веревку на шее Уильяма Питта Младшего не затянут. Французы предпочитают гильотину, а русские – топор. Так что сэр Питт ошибается на счет своей участи.
И сэр Питт ослабил крахмальный воротник рубашки, отхлебнул грог из глиняной кружки и резко переменил тему разговора:
– Как наши дела в России? – и сэр Питт повернулся всем своим грузным телом в сторону сэра Брука.
Кресло под ним заскрипело тяжело и предостерегающе – как в сильный шторм корпус старой посудины, готовой в любую минуту пойти ко дну.
И сэр Брук тоже отхлебнул грог из кружки, потрепал