Ох, уж эти женщины…. Александр Арсентьевич Семёнов
визг девчонок, чьи пальчики частенько сжимали раки своими клешнями. А потом раков варили в летней кухне в огороде родителей Маргариты. И только, когда стемнело, деревенские убежали в общагу. Их отношение к старосте заметно улучшилось. Маргарита не могла этого не заметить, и ломала голову над тем, чем бы ещё привлечь к себе внимание девчонок.
Глава 3
Антон частенько, когда в очередной раз, молоток соскальзывал с головки долота и бил по неуспевающей заживать костяшке указательного пальца, проклинал себя за то, что согласился пойти на эту каторжную работу. Поначалу все было хорошо. Теплыми сентябрьскими утрами он бежал на нижний склад и в течении двух-трех часов выбивал на торцах привезенных вчера бревен буквы и цифры, обозначающие принадлежность их к определенной категории и диаметру, затем летел домой, чтобы умыться, поесть, переодеться и неспешно топать в школу. На занятиях было все просто. Восьмой класс практически проходил то, что он изучал в седьмом классе. Новой программы для восьмиклассников не было. Так, что ему все давалось без труда – зубрить и голову ломать не надо было.
Особенно тяжело стало, когда метель за ночь наметала между штабелями бревен полуметровые сугробы. Проваливаясь в снег выше голенищ валенок, Антон без особого труда маркировал верхние не засыпанные снегом ряды бревен. А вот с нижними заснеженными рядами была морока. Добраться до них без того, чтобы не прокопать траншейку невозможно. Приходилось бежать в бытовку к мужикам, разгружающим лесовозы и формирующим штабеля бревен, и просить у них лопату. Пробив узкую траншейку вдоль штабеля, он в какой-то немыслимой позе, уже не по горизонтали, а вертикально выбивал цифры и буквы. Бить молотком по шляпке долота было ужасно неудобно. Иногда Антон промазывал и в очередной раз со всего маха бил по сжимающей долото руке. В злобе он швырял молоток и долото в снег, прыгал и тряс рукой, пока острая боль не отступала. Потом облизывал ссадину и снова натягивал брезентовые рукавицы, внутрь которых были заправлены связанные матерью шерстяные варежки, и опять продолжал работу.
После таких "подвигов" в школу идти не хотелось, но упрямо повторяя с десяток раз фразу: "взялся за гуж не говори, что не дюж", он брел на занятия. В такие дни просыпалась зависть к другу Пашке: "Сидит себе в тепле за партой или крутит гайки опять же в теплой мастерской, а тут, промерзший до костей с разбитыми в кровь костяшками пальцев, тащись два километра до школы. Эх, надо было вместе с Пашкой в училище идти. Через год получил бы удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля и рассекал бы по полям на ДТэшке или "Беларусе".
Особенно чувство зависти обострялось, когда Пашка приезжал на каникулы и взахлеб рассказывал, как интересно в училище: преподаватели и мастера – спецы, все так доходчиво объясняют, что даже книжки читать не надо.
– Повезло же тебе, друган! Я вот тоже, что думаю: дотяну эту лямку до лета, сдам экзамены и поеду в техникум поступать. Специальность надо хорошую получать.
– А я ведь тебе говорил: "Поедем вместе в училище!" – напомнил Пашка.
– Говорил, –