Кровь, или 72 часа. Дмитрий Григорьев
зажмурившись, одним залпом осушила глиняную посудину. Теплая нега разлилась по телу, и впервые за последние годы она заснула без изнурительной дыхательной гимнастики и мучительного кашля перед сном.
В полночь Ника проснулась, словно заново родившись. В груди почти не саднило и дышалось непривычно легко и свободно. Сквозь щелки прикрытых глаз она видела, как целительница размельчает что-то в ступке, тихо бурча себе под нос.
– Ну, рассказывай! – не отрываясь от своего занятия, потребовала она.
– О чем? – удивилась Ника. «Интересно, как она догадалась, что я не сплю?!»
– Как ты уморила городских хлыщей.
– Каких хлыщей? Никого я не морила!
– А откуда же тогда взялся твой плевок на их одежде?
– Почему уморила?! – не слышала ее Ника. – Что с ними случилось?
– Угорели они! Ты что, не слышала? Весь поселок только об этом и говорит!
– Меня Яна на улицу не пускала! Как угорели?! – напугалась Ника.
– Как-как – насмерть! У Семеновны в бане!
– В бане?! – тут у Ники что-то щелкнуло в голове, и она начала вспоминать тот ужасный вечер. Матрена внимательно слушала про то, как девушку охватила небывалая ярость, и про странные видения, и про запах бани, и про необычную легкость после выплеснутых эмоций. Позабыв о ступке, целительница с изумлением смотрела на девушку.
– А когда-нибудь еще ты испытывала приступ злости, который сменялся такой вот легкостью?
Ника скорее почувствовала, чем услышала еле уловимое напряжение в голосе старухи.
– Один! Нет, два раза! Но от этого никто не умирал!
Тут она запнулась. Ведь о судьбе Гоги она ничего не знала.
Девушка с неподдельной тревогой рассказала о далеком случае в санатории.
– Вы думаете, Гоги тоже угорел? – боясь услышать ответ, прошептала Ника.
– Сестры не выкают друг другу, – ласково сказала знахарка, пытаясь отвлечь ее от пугающих мыслей. – У сестер нет возраста.
– Расскажите, то есть расскажи, почему ты называешь меня сестрой.
– По-моему, ты еще не закончила свой рассказ!
– Как не закончила? Срок санаторной путевки истек, и мы вернулись домой.
– А как же второй случай?
– А-а-а! Ну, это было совсем недавно! – повеселела Ника. – На майские праздники. Нашему классу поручили выступить на школьном вечере, посвященном Дню Победы. В этом же году было сорок лет прорыву блокады Ленинграда, вот мы и делали постановку о Савичевой Тане. Ну, о той девочке, у которой на глазах умерла от голода вся семья.
Матрена кивнула.
– На главную роль взяли самую худенькую и маленькую в классе. Угадай кого?
– Неужто тебя?! – всплеснула руками Матрена.
– Угадала или наколдовала?! – засмеялась Ника. – Послушай, я тебе свою роль почитаю! – На берегу Невы… – начала она.
Целительница с интересом смотрела на вдруг посерьезневшую Нику. В этот момент она была там, в умирающем от голода Ленинграде, рядом с таким же хрупким подростком,