Потерянная Афродита. Полина Ма
недоступную высоту владения собой, которую мне бессознательно хотелось покорить. Как физическую силу, вызывающую тревогу и оцепенение, которой напротив хотелось покориться. Став их половинкой, приобретало форму моё мягкое туманное сознание. Оно их тоже влекло, как нечто непонятное, рождающее неведомые чувства и поэтому манящее. Она говорила, что влюблена в мою личность. В таком признании, было что-то бестелесное, холодное, почти неживое. Влюблена не в меня, не в тело, хотя бесконечное множество раз, сидя за рулем, она отвлекалась от дороги, смотря на мои руки, а потом говорила, наконец, что у меня красивые маленькие руки и нежная кожа ребёнка. Произнесенные вслух слова успокаивали её, и дальше она вела спокойно. А я пыталась понять, что это значит – влюбиться в личность, и какой её частью она очарована, потому что многое во мне её злило, что она не пыталась скрывать. Она решила, что я нуждаюсь в серьезной опеке. Так оно и было. Наши отношения, почти семейные, стали смесью наслаждения и истязания. Она как бы стала моим отцом, я её жутко боялась. Это и есть любовь. Страх.
В ее голове сидел идеальный образ меня и, отклонение от него хоть на градус превращало ее в фурию: «Ты почему так кривишь рот? Твоя куртка линяет, мне надоело чистить машину! Ты совратила бедного маленького музыканта! У тебя болит нога? Ты ее потянула, когда трахалась!»
Но даже в этих мучениях есть смысл. Зайдя в мою квартиру, она спросила, почему у меня такая плохая кровать? Я не знала, что ответить, потому что это была вообще не кровать, а место моего беспорядочного наслаждения. Но я впервые задумалась, почему я так не люблю себя? Ведь я спокойно могу купить себе хорошую кровать и даже переехать в другой дом без крыс и инопланетян. Она настояла на покупке, и мы это сделали. С тех пор место моих удовольствий обрело роскошное дубовое основание, обтянутое светлой кожей, а Каратистка №2 как бы получила меня в личную собственность. Моя личность стала уже не моя, а её. Она указывала, что делать, катала на машине и покупала мороженое. А я не могла без нее и шагу ступить, так как очень боялась даже во сне. Я лежу на спине, вдавленная в пол ее тяжёлым телом и чувствую на своем животе её гигантский каменный член. Это чудовище простирается от лобка до самых грудей. Мне страшно и больно, как в кабинете у гинеколога, я догадываюсь, что сейчас будет.
Из приятных новостей. От неё я узнала, что во время отпуска люди отдыхают, забрасывают дела и уезжают в другие страны или другие города, там где горы, вода и песок. Было так странно осознать, что в тридцать три года я никогда не ездила в отпуск и ни разу не видела моря. В нашей семье в это время было принято делать ремонт, глобально и везде. Раз в год обдирались обои, клеились другие, красились окна и полы. В квартире царил хаос, отец без конца орал на мать, что она тупая дура и всё делает неправильно.
В конце лета мы вернулись из Барселоны. Там мне снилось, что мы летим на самолете. Он был деревянный, а мы сидели на крыле, сметая звезды волосами и оставляя млечный путь.
В самолетах и поездах я возбуждаюсь.