Улицы Магдебурга. Шанжан Тряпье
его и прочитал «Эльке Нойманн, выходи за меня. Ангел».
Стефан кинулся назад, в холодную молочню, где на несущей балке под крышей вниз головой висел ангел, туго завернутый в кокон из своих жестких крыльев. Запрокинув лицо, он вглядывался, пока не различил в складках крыльев масляно желтеющую гвоздику.
Печатник Майер
Ротгер присел на краешек скамейки и положил руку на крышку магнитофона. Пары заканчивали разминку. Он сам никогда не разминался, и в любой свободный момент предпочитал сесть, чтобы не трудить попусту связки. Косточки корсета давили на ребра, не давая сгибаться. Он знал, что его корсет служит вечным предметом сплетен для курсантов, но никогда не комментировал, не объяснял, и никогда не расстегивал рубашку. Рельеф костей корсета на ощупь знала каждая пара рук – Ротгер стоял в паре с каждым учеником и с каждой ученицей, и с ним никогда не проходил фокус под названием «со мной – прекрасно». Его задачей было не сгладить их промахи, а напротив, безжалостно высветить все недоработки. Он знал, что его боятся и не любят, и знал, что его не за что любить. Ни одна девушка не влюблена в него, ни один парень не пригласит его выпить пива после урока. Конечно, ему было все равно. Все люди, которые когда-то не были ему безразличны, так или иначе оставили его.
Он нажал кнопку и встал. Заложил руки за спину, дождался, пока все остановятся и посмотрят на него.
– Итак, господа, кто расскажет мне про фокстрот?
Ротгер знал по именам всех своих курсантов, но предпочитал никак не называть их. Он внимательно выслушал ответы.
Краем глаза Ротгер увидел силуэт в дверях. Вагнер. Точеная фигура, небрежно прислонившаяся к косяку. Он отвел глаза. Вагнер не был ему интересен. Пришел, так пусть смотрит. Все-таки он владелец школы. У него камеры в каждом классе, так какая разница, глядит ли он в монитор слежения, или соизволил спуститься вниз. Имеет право.
Ротгер никогда не произносил никаких оценок, ни хорошо, ни плохо, ничего не имело значения. Он спрашивал и слушал ответы, но никогда не поправлял и не дополнял их. Курсанты сами знали, хорошо они отвечают или дурно.
– Пожалуйста, все ранее выученные связки, – сказал он и снова вернулся к магнитофону.
Никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать, вслед за Черчиллем мысленно повторял Ротгер. Хотелось согнуться, сжаться в комок, но корсет держал крепко. Магнус Вагнер, человек, который платил ему деньги, стоял в дверях, засунув руки глубоко в карманы брюк. Лощеный, невозмутимый, оценивает уровень курсантов. Уровень преподавания оценивать бесполезно, Ротгер учит только так, и учит всегда хорошо. У Магнуса полный кабинет кубков и на половине из них имя Ротгера Майера.
Курсанты показывали очень хорошо, и вдруг Ротгеру захотелось утереть Магнуса. Не давая себе возможности передумать, он ударил по кнопке и встал. Круг танцующих рассыпался, пары распались.
– Сегодня вариация. Кто пройдет со мной?
Окинул