Инквизитор. Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт. Борис Конофальский
вам ваших людей, как было уговорено. И прошу вас явить добрую волю и отпустить раненых, чтобы они не погибли на берегу без тепла и ухода.
Кричал всё это капитан дерзко, как будто требовал. Так дерзко кричал, что захотелось кавалеру ответить ему, мол, зря ты так нахален, капитан, война-то ещё не кончилась, бережёт тебя лишь знак парламентёра, что несёт за тобой твой сержант. Но не стал он этого говорить, а усмехнулся и сказал:
– Ну, что ты там стоишь, чёртов мошенник, иди сюда уже.
Сыч оскалился, так он улыбался, и полез на холмик к своему господину, Волков не побрезговал, протянул ему руку, помогая подняться. Да уж, худ он был, а руки его были синими, особенно страшны, почти черны, были запястья. А ещё справа, когда он улыбался, видно было, что нет двух зубов, но, когда уходил на тот берег, зубы эти у него были.
– Ну, изменился ты, я смотрю. Видно, не сладко тебе там было без моих харчей, – ухмылялся кавалер.
– Да уж, не мёд, экселенц, – Сыч тоже засмеялся.
– А вот воняешь ты по-прежнему, – принюхивается Волков.
Сыч опять скалится беззубо:
– Да уж, хряк сдобой пахнуть не начнёт.
Он смеется и ёжится от налетевшего порыва ветра. Волков молча снимает шубу и накидывает её ему на плечи:
– Держи. Максимилиан, найдите какой-нибудь одежды ему… И этому тоже, как там его зовут, – Волков кивает на второго человека, которого привёл капитан горцев.
– Ежом его кличут, – говорит Сыч, лицо его скорее удивлённое, чем радостное, он пытается всунуть больные и страшные свои руки в рукава шубы. – Экселенц, а это мне навсегда или поносить?
– Болван, неужто ты думаешь, что я после вшивого тебя надевать буду? – кавалер смеётся. – Носи уже.
Волкову не жалко, это не лучшая его шуба. Зато все видят, что тем, кто претерпел за него, по заслугам воздастся.
– Экселенц! – Сыч едва не прослезился, он уже напялил шубу и кланялся, кажется, руку надумал целовать.
Но Волков не дал:
– Ступай к поварам, а потом помойся, Фриц Ламме, вечером расскажешь, как там у горцев, – он повернулся к парламентёру и крикнул: – Так что решил кантон по поводу денег за пленных?
– Сегодня соберётся совет в Шаффенхаузене, – отвечал капитан горцев, – там всё сегодня и решится.
– Пусть поторопятся, Господь велит мне быть милостивым даже к еретикам, но кормить я их с завтрашнего утра перестану.
– Если ваш Бог велит вам быть милостивым, может, отдадите мне раненых, тех, что уже без сил? – кричал капитан.
Волков ему ничего не ответил, он повернулся и пошёл к себе в шатёр, ему ещё нужно было написать ответ епископу. А капитан постоял-постоял, да пошёл к лодке, убрался вон с его земли.
Пока он писал, снова приходил фон Финк, снова говорил, что ему пора уходить и снова просил вексель, на что Волков вновь ему отказал.
Говорил тот, что согласен и на пятьсот талеров, и как он об этом сказал, так кавалер обо всём догадался.
Волков теперь понял, почему фон