Парфюмер. История одного убийцы. Патрик Зюскинд
мелодию, а серебряные цапли все реже фонтанировали фиалковой водой.
– Шенье! – позвал Бальдини из-за конторки, где он несколько часов простоял столбом, уставившись на закрытую дверь. – Надевайте ваш парик!
И между бочонком с оливковым маслом и подвешенными на крюки байоннскими окороками появился Шенье, подмастерье Бальдини, тоже уже старый человек, хотя и моложе хозяина, и прошел вперед, в более изящно обставленное помещение лавки. Он вытащил из кармана сюртука свой парик и нахлобучил его на голову.
– Вы уходите, господин Бальдини?
– Нет, – сказал Бальдини, – я удаляюсь на пару часов в мой рабочий кабинет и желаю, чтобы меня абсолютно никто не беспокоил.
– А, понимаю! Вы изобретаете новые духи.
Бальдини. Вот именно. По заказу графа Верамона. Он хочет ароматизировать кусок испанской кожи и требует чего-то совершенно нового. Требует чего-то вроде… Вроде… Кажется, это называется «Амур и Психея» – то, что он требует, а изготовлено оно этим бездарным тупицей с улицы Сент-Андре-дез-Ар… Как его бишь…
Шенье. Пелисье.
Бальдини. Да. Пелисье. Верно. Так его зовут, этого тупицу. «Амур и Психея» от Пелисье. Знаете эти духи?
Шенье. Еще бы не знать. Теперь их слышишь на каждом углу. Ими душится весь свет. Но если вас интересует мое мнение – ничего особенного! Они, разумеется, не идут ни в какое сравнение с вашими, господин Бальдини.
Бальдини. Конечно не идут.
Шенье. В высшей степени банальный запах у этого «Амура».
Бальдини. Вульгарный?
Шенье. Чрезвычайно вульгарный, как у всех духов Пелисье. Я думаю, они на лиметине.
Бальдини. В самом деле? А что там еще?
Шенье. Померанцевая эссенция, кажется. И может быть, настойка розмарина.
Бальдини. Мне это совершенно безразлично.
Шенье. Конечно.
Бальдини. Мне глубоко наплевать, что там намешал в свои духи этот тупица Пелисье. Мне он не указ!
Шенье. Вы совершенно правы, сударь.
Бальдини. Как вам известно, мне никто не указ! Как вам известно, я сам разрабатываю свою парфюмерию.
Шенье. Я знаю, сударь.
Бальдини. Я сам рождаю все свои идеи!
Шенье. Я знаю.
Бальдини. И собираюсь создать для графа Верамона нечто такое, что произведет настоящий фурор.
Шенье. Я в этом убежден, господин Бальдини.
Бальдини. Я оставляю лавку на вас, Шенье. Мне нужно работать. Не позволяйте никому беспокоить меня, Шенье.
И с этими словами старик, уже отнюдь не величественный, а сгорбленный, как и подобает в его возрасте, и даже будто прибитый, заковылял прочь и медленно поднялся по лестнице на второй этаж, где находился его рабочий кабинет.
Шенье занял место за конторкой, принял точно ту же позу, в которой пребывал его хозяин, и неподвижным взглядом уставился на дверь. Он знал, что произойдет в ближайшие часы, а именно: в лавке – ровно